Виктор Точинов - Царь Живых

Лишь к концу часовой конной прогулки он понял главное. Самое главное. Дар молчал, не реагировал на ложь – словно онемел вместе со своим хозяином. А Ваня его не отключал, напрочь позабыв про эту свою особенность… Или дар нежданно сломался, или…

– Соври что-нибудь, – попросил Ваня вдруг, ожидая, что сейчас на него посмотрят по меньшей мере с недоумением. Он ошибся.

– Зеленое что-то небо сегодня… – взглянула вверх Адель. – К вечеру каменный дождь соберется…

Соврала. Вердикт дара однозначен: соврала. Значило это только одно – за предыдущий час ни одной лжи не было. Никакой не было. Ни продуманной, ни случайной, ни по незнанию, ни по ошибке, ни по… Не было. Пока он сам не попросил.

Синие глаза следили за его недоуменной мимикой… Потом Адель засмеялась…

Другая парочка в это время была занята гораздо более прозаическим делом.

Слава Полухин страдал от жесточайшего расстройства желудка, а Наташа Булатова пыталась что-то предпринять по этому поводу.

Дело происходило на Ваниной квартире. Полухин последнее время здесь и жил, не казал носа в свою общагу. Наташа, сокращенная-таки из поликлиники и плотно наблюдавшая за Славой днем, первые две ночи переночевала у родителей, затем спросила разрешения у Вани – и переехала с сумкой. Не насовсем, понятно, – пока не завершится история с Наей и укушенным ею Полухиным… Родители Булатовы для виду поворчали о темпора-моресах, втайне радуясь – уж пора, пора дочурке, хотя бы так для начала, а там, глядишь, и до загса дойдет, и до внуков, и… Они мельком видели Ваню, подъехавшего за Наташкой и ее сумкой, – и не поверили, что перед ними брачный или иной аферист, заманивающий в сети порока и преступления доверчивых двадцатитрехлетних стоматологов…

А в остальном они были вполне современные предки и не шарахались от добрачного секса, как Новодворская от портрета Сталина…

Нет. Нехорошо сказано. Для Вечности писать надо, а кто там, в Вечности, вспомнит эту самую… Попробуем иначе.

Наташины родители искренне, но ошибочно радовались за нее, не совсем верно оценив отношения своей дочери с Ваней Сориным. Да и вообще они были вполне современные люди и не шарахались от добрачного секса, как черт от портрета Новодворской…

М-да, бывает… Клинический случай ошибок по Фрейду. Сами виноваты, сколько можно крутить мадам Валерию по ящику. Нашли топ-модель…

Ладно, скажем коротко, по-военному:

Родители все поняли.

Не поняв ничего.

Отпустили Наташу.

Жить у Вани.

Новодворскую – отставить!

Наташка в отчаянии рухнула на стул. Все было напрасно. Желудок Славика не желал принимать ничего. Одновременно пациент жаловался на жесточайший, сводящий с ума голод – и требовал немедленно эти муки облегчить. Ситуация…

Диетологом, равно как и гастрологом, Наташа не была – и воспоминания об этих проскоченных галопом по Европам на первом курсе дисциплинах было самое смутное. Но обращаться к светилам упомянутых наук желания не возникало. Наташа и без светил догадывалась, какое кушанье скорее всего может умерить страдания Полухина, на свою беду отыскавшего в подвале девушку с разметавшимися по сырой земле волосами…

Слава жалобно стонал, скрючившись на диванчике, – голодные рези в желудке крепчали… Вид у пациента был безобидно-жалкий, но Наташа прекрасно помнила субботнее утро, трупно-пустые глаза Полухина, его мертвую поступь и дверь… В щепки рассроченную надежную дверь.

Что делать, она не знала.

Премоляры, да и прочие его зубы Наташа осматривала три раза в сутки. Пока никаких изменений, лишь один запущенный кариес… Но этот голод… Началось все неожиданно, час назад… Любую еду желудок отвергал мгновенно… У нормальных людей Чувство голода при рвоте исчезает напрочь и надолго… У нормальных… Полухин сквозь стоны твердил, что умрет, если немедленно, сию минуту, чем-нибудь не подкрепится.

Мобильник Вани оказался отключен.

Можно было не играть с собой в наивные прятки. И не делать вид, что все дело в ее далекой от гастрологии специализации. Стоило сказать себе прямо и честно: Славке нужна кровь. И скорее всего…

Человеческая кровь.

Она с тоской подумала: сколько же ему хватит, чтобы хоть приглушить эти муки? И с тоской посмотрела на запястья…

На свои запястья.

Казалось, девушка крепко спала.

Спала мертвым, неподвижным сном – лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить, как грудь ее легко, едва заметно поднималась-опускалась. Но способных вглядеться и заметить рядом не было, да и процесс с дыханием не имел ничего общего, кроме самых внешних, первичных, признаков…