Виктор Точинов - Царь Живых

Ваня подошел чуть ближе. Шоу нравилось. Что, интересно, еще отколют эти комики?

Через секунду Ваня забыл все: и свои сегодняшние потери, и свои вчерашние потери, и свое вчерашнее обретение, и грядущий конфликт с “Хантером” вообще и с Прохором в частности, и дурацкое шоу, и королеву, не ставшую Воином, и кастрированного беднягу гоблина, и поблескивающий на шесте венец, и… Он увидел Адель.

Он впервые увидел Адель, когда она поднимала лук. Прекрасную лучницу с синими глазами. Золотые волосы стягивал простой кожаный шнурок – чтобы не развевались, не мешали стрелять.

Они все равно развевались – но стрелять не мешали…

Адель подняла лук…

И Ваня понял, что лучше ее нет никого…

Адель натянула тетиву…

И Ваня понял, что должен быть рядом с ней – всегда и везде, и не важно где, и не важно как; а если не будет – то кончится все и ничего не начнется…

Адель отпустила стрелу…

Стрела летела.

Она звенела, как готовая лопнуть струна.

А воздух – пел.

И Ваня понял, что нашел Любовь… И не говорите – так не бывает. Бывает! И будет всегда!

А те, кто точно знает, что бывает и так – вы, господа поэты, – берите гусиные перья и пишите про это стихи! Но хорошие стихи – избавьте от пошлых метафор: мол, Адель промазала и угодила Ване в сердце…

Адель-Лучница никогда не промахивалась.

Такое можно увидеть только в кино, и то не в каждом фильме. В основном в сериалах о благородном разбойнике Робин Гуде. Но там, понятное дело, работают мастера спецэффектов…

На стадионе завода “Луч” таковых не наблюдалось.. Но стреляла Адель эффектно. Семь стрел.

Первая вонзилась в центр мишени. Идеально в центр. Торчала, слегка подрагивая.

После второго выстрела стрела продолжала одиноко подрагивать в центре. Одна. Но – вторая! Первая упала. Выстрел был в одну точку.

Ваня не слышал реакции собравшихся и почти не заметил результата выстрела.

Он смотрел на Адель.

Она была прекрасна, когда стреляла, – Адель-Лучница.

Впрочем, Адель была прекрасна всегда.

Третья стрела…

Четвертая…

Все один к одному – до седьмой стрелы. До последней.

Все шло быстро, и лишь перед финальным выстрелом Адель сделала паузу…

Короткую паузу.

Седьмая стрела расколола шестую. Вдоль. Ровно пополам.

Она опустила лук и отошла с позиции для стрельбы… Даже не подходя к мишени.

Да и зачем? В рваную дырочку на гоблинском сердце можно было просунуть палец. Один. Второй уже не помещался… Вопрос о победителе был снят.

Адель опустила лук и отошла с позиции для стрельбы… Она шла не к толпившимся эльфам. Она была чужая среди них. Эльфы знали ее – но Адель была им чужая…

Она шла к Ване.

И он понял – все. Все кончилось. Потому что сердце его остановилось. Это не метафора – совершенно конкретно перестало сокращаться. Кровь замедлила свой бег – и тоже остановилась. И наползала тьма – из углов, с краев того, что он видел, и оставалось лишь светлое пятно в центре… Там была Адель.

Конец, подумал Ваня и обрадовался: лучше умирать, видя Ее (он не знал имени, просто Она), чем оскаленную морду человекокрысы с занесенным куском арматуры – было, было, с ним однажды такое! – и тут же мимолетный оскал крысы исчез, он вышвырнул его из умирающего мозга – была только Адель. Конец, подумал Ваня – и был счастлив.

Потом все кончилось и началось снова – потому что Адель улыбнулась ему…

И он стал жить.

А может, все было не так. В смысле, не так романтично. Но пару ударов сердце Вани Сорина точно пропустило…

Вопрос о победителе был снят.

Королева эльфов поняла это сразу – и, колыхаясь величественным королевским телом, подбежала к Адель – поздравлять.

– Ах, Аделиночка, это бесподобно. – Ее щебечущий голос был совсем не королевский. Имя Аделиночка сначала резануло по слуху – ну не могло, не могло быть у Нее такое дурацкое имя! – и тут же отозвался дар: ложь! Отозвался болью.

Королева щебетала еще и еще, и это было больно – она слишком много лгала. Ване ложь вообще была неприятна чисто физически: но на вранье повелительницы эльфов он реагировал почему-то особенно остро…

А та говорила, как они все любят Адель, и как всегда рады ее видеть, и как она, королева, с огромной радостью возложит сейчас венец на эту прекрасную голову, и… – а в голове Вани билось болезненно-гулким молотком: ложь, ложь, ложь… Хотя – на словах о прекрасной голове молоток сделал паузу.

Ваня стоял неподалеку, и слышал их разговор, вернее, монолог королевы, и хотел отойти, спастись от долбящегося наружу молотка, и не мог, и… Но тут произошло чудо.