Эллис Нир - Страшные истории для девочек Уайльд

– Это произошло, когда мы праздновали мой день рождения, – онемевшими губами прошептала Изола. – Мне исполнялось десять.

Последний устроенный мамой праздник: лето, зеленая трава, торт, дети. Воздух был липким, а небо – безоблачным. Гости нежились на солнышке. Изола вспомнила застенчивую Лозу и болтливого Джеймса, а также Цветочка, которая завороженно порхала вокруг голубого шарика на ниточке, привязанной к пальцу Лозы. Та не видела фею – никто никогда не видел, и Изола улыбнулась: втайне ей было жаль тех, у кого в жилах не текла кровь Нимуэ.

Мама сидела у подножия сливы, прислонившись к стволу и закрыв глаза. Когда Изола подошла, мама очнулась от дремоты, улыбнулась и раскинула руки, приглашая дочку в объятия. Ее глаза были темными, руки – слабее, чем обычно. Она так похудела, что

Изола нащупала под грудью ребра, стальные прутья клетки.

Веснушчатые плечи мамы обгорели. Она взяла руку Изолы и приложила к своей ключице. Отпечаток ладони на секунду оставил белый след на покрасневшей коже, а затем растворился в ней. Тело мамы запоминало отпечатки пальцев Изолы, копировало в себя ее ДНК.

– У меня для тебя особый подарок, Изола, – сказала мама, вручая ей красивую книгу сказок, написанную от руки самой Лилео Пардье.

Изола с любопытством открыла первую страницу, и оттуда выпал второй подарок – серебряный браслет с брелоками, каждый из которых изображал одну из фаз луны.

Пока Изола восхищалась симпатичным украшением и необычной книгой, Лилео улыбалась, а затем прижала дочку к груди и попросила прожить жизнь и за себя, и за первую, давно умершую Изолу Уайльд. А потом Лилео ушла, оставив Изолу играть с подарками. Сказала, что пролила шампанское на платье и потому должна сходить наверх – переодеться и, может, принять ванну.

Водные процедуры затянулись, и Изола в испачканном травой нарядном платье поднялась по лестнице, чтобы найти маму. Где-то на середине пути она услышала звон разбиваемого зеркала и плеск. Остановилась, посмотрела наверх и босиком помчалась на второй этаж.

Постучала.

– Мама? – позвала она и толкнула дверь ванной. Яркий свет ослепил Изолу, и на секунду она прикрыла глаза рукой. – Мама, что ты тут делаешь?

Мама превратилась в триптих: волосы, пальцы ног и между ними – пена и тень.

Мама не шевелилась.

Зашипели догоревшие свечи.

Голова на бортике ванны была повернута к двери, словно мама услышала голос Изолы. Правый глаз невидяще смотрел на девочку на пороге и сквозь нее – в мир теней, который, казалось, всегда давил на Изолу, борясь за жизненное пространство.

Мертвый взгляд мамы замер на Изоле.

Тогда-то это и случилось. Русалочьи плавники мелькнули в пенной воде, а крошечные феи спрыгнули с зажженных фитильков свечей, чтобы набить животики плавающими в ванне розовыми лепестками. Из копны маминых темных волос выпорхнула стайка воробьев, которые тут же принялись шумно носиться под потолком. Все красивое наконец проявило свое уродство. Сказки были колыбельными чудовищ. Густая кровь струилась по стенке ванны, выписывая пять букв имени Изолы на плиточном полу. Вода все еще текла из крана, и лужа подступала уже к ногам Изолы, розовато-алая от крови.

Изола взглянула на свои ладони. Кровь текла из ее вен.

По ступенькам раздались громкие четкие шаги. Отец кричал: «Нет, нет, нет!» – но Алехандро добрался до Изолы первым, обнял ее и, когда догорела последняя свеча, сказал: «Все будет хорошо, принцесса. Обещаю».

Осколки волшебного зеркала валялись в раковине. Мамина обескровленная рука до сих пор сжимала стеклянное распятие.

Изола отстранилась от Алехандро и перешла на другой конец комнаты. Лунный браслет соскользнул с запястья – он был слишком большим, до него требовалось дорасти, словно до фамильного платья или заветной мечты. Упав на колени, пока папа вытаскивал маму из ванны, Изола услышала ее – самую жуткую тишину, распространяющуюся по венам ее матери….

Тишину небьющегося сердца.

В лесу Изола заговорила.

– Моя мама умерла, – прошептала она, не в силах убрать с языка горечь печали, – вместо меня.

Как бы Изола ни формулировала вопрос, ответ существовал только один. Вторая Изола прожила дольше, чем первая, а Лилео Пардье-Уайльд умерла вместо своей дочери: скользкая от мыла обнаженная жертва на алтаре акриловой ванны в окружении фруктовых шампуней и ароматических свечей: подношений мстительным богам, требовавшим крови для своих кубков – девственной или любой другой, плюс-минус несколько десятилетий выдержки.