Мила Менка - Жемчуг покойницы

«Гроб хорош, и я был рад стараться, коли сотворить такое смог, будет он моим, чтоб не пришлось остаться, как известный всем сапожник без сапог».

Проснулся он отчего-то в своем кабинете. За окном, судя по всему, была глубокая ночь. Сложив стопкой бумаги, гробовщик взял ненужную более квитанцию Менцеля и бросил её в камин. Ярко вспыхнуло пламя, и в ту же секунду гробовщику стало нестерпимо жарко, перед глазами поплыли золотые круги.

Очнулся он так же, сидя за столом, но что-то было не так. Петр Янович ощутил что не один в комнате. Медленно поднял он взор и увидел прямо напротив глаз круглую золотую пуговицу, которая была раскалена и тлела, как уголек. Где-то он уже видел эти пуговицы. Гробовщик вновь опустил взгляд, он уже знал, кто перед ним: это был молодой граф Куроедов. Или не он? Петр Янович быстро скользнул по лицу стоящего напротив стола человека. Безусловно, этот был похож на давешнего покойника, если бы не глаза – глаза были страшные, нечеловечьи. А в остальном граф не казался жутким: спокойно стоял, облокотившись ладонями о дубовый стол.

– Александр Данилыч, батюшка… да как же это? – промямлил гробовщик.

– Милостивый государь… – не сводя с него тяжкого взгляда, прохрипел покойник. – У Вас есть нечто, принадлежащее мне. Отдайте!

Трясущейся рукой Заборонек протянул мертвецу письмо, после чего бешено закрутил головой, зажмурив глаза. Открыв их снова, он увидел лишь повисшую в воздухе серую дымку, которая тотчас растаяла, да и стол был испорчен – ладони покойника отпечатались на столешнице жженым деревом.

Петр Янович схватил с полки молитвослов, и, запинаясь, стал читать все подряд. Его монотонное чтение вновь прервали шаги. Петр Янович подскочил к окну, распахнул его и встал возле, готовый в любой момент прыгнуть в снег. Холодный ветер остудил его лоб, отрезвил и заставил захлопнуть окно. На всякий случай он ещё раз прислушался. Так и есть, почудилось: во всем доме царила тишина, если не считать редкое потрескивание в камине и вой ветра за окном. И записка, которую он якобы отдал покойнику, лежала на месте. Всё нервы, нервы…

«Доделаю вот заказ вдовы Караваевой, и поеду в Пятигорск. А там и дочку надо навестить, внукам гостинцев приготовить» – мечтательно подумал Заборонек. Ему вдруг стало легко, словно он скинул с плеч тяжелый груз. Гробовщик тихонько захихикал, вспоминая свой недавний страх, а представив себя трясущимся от страха над открытым окном, засмеялся в голос – как не смеялся, должно быть, уже лет двадцать, а именно, утирая слезы и хлопая по столу.

Внезапно он осознал, что смеется не один, и это открытие снова бросило его в жар. Он замолчал. Дьявольский хохот прекратился тоже, в последний раз оттолкнувшись от стен гулким эхом, многократно повторившимся в воспаленном мозгу Петра Яновича.

– Кто здесь? – позвал он в надежде, что откликнется хоть кто-то живой: Олимпия ли Генриховна, вернувшаяся раньше обычного, или кто-нибудь из заказчиков, решивших нанести ему поздний визит.

– Кто здесь? – издевательски вопросил голос, настолько резкий и неприятный, что хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать его.

– Кто здесь?! – пробасило с потолка так, что затрепетали хрустальные подвески люстры.

– Кто? Кто? Кто? – застучало справа и слева.

Гробовщик вжался в спинку кресла. Внезапно всё стихло. Трясущейся рукою Петр Янович взял со стола письмо, которое незадолго до этого вернул несчастному самоубийце, но оно рассыпалось прямо у него в пальцах в прах. Издалека снова послышались шаги – шарканье было все ближе и ближе. Вот и дверь, скрипя, стала медленно отворяться. Заборонек не сводил с неё глаз.

В проеме показалась сухонькая фигура старухи в белом чепце. Завидев Петра Яновича, Олимпия Генриховна жалобно ойкнула и осела на пол, словно прохудившийся мешок пшеницы.

Гробовщик бросился было к ней, но тут его внимание привлекли голоса, доносившиеся из гостиной. «Нет, право, нелепица какая-то» – подумалось ему, и он, аккуратно прислонив старуху к стене, пошел в гостиную.

В гостиной было полно народу. Так много, что Петр Янович смешался. Всех присутствующих, он несомненно, знал, но некоторые из них умерли – одни раньше, другие позже. «По всему видно, что это сон» – успокоил сам себя гробовщик, отметив, что среди собравшихся есть и ныне живущие, – вон, например, судебный секретарь Драбов, давеча просивший у Петра Яновича денег в долг, а вот и Вера Ильинична Красовская. Приглядевшись к ней внимательнее, Петр Янович понял, что она чем-то расстроена – глаза её были заплаканы. Он стал пробираться к ней, чтобы выяснить в чем дело. Неужели умер господин Красовский, он кажется, был неизлечимо болен?