Мила Менка - Жемчуг покойницы

Потрясенные страшным событием, друзья графа какое-то время не могли опомниться. Кто из них первым увидел конверт, который Александр просунул между штырями оградки – никто не помнит. В конверте оказалось письмо, пролившее свет на отчаянный поступок графа: он писал о том, что ему стали известны обстоятельства гибели Сонечки, и что сии столь непостижимы, что он не может жить дальше с этой правдой. Намекнув, что смерть его будет вполне достаточным наказанием для таинственного убийцы его невесты, свое послание он закончил тем, что прощает его.

Все прекрасно поняли, о ком идет речь: с самого начала мать графа, Агриппина Куроедова была настроена против девушки, считая её недостаточно хорошей партией для любимого сына. Хитрая и властная, Агриппина всегда знала, как добиться своего, но здесь она была вынуждена смириться со свадьбой, подчинившись воле мужа, который в этот раз занял принципиальную позицию.

…Над телом графа молодые люди поклялись никому и никогда не рассказывать о письме самоубийцы, решив, что графиня, если и убила несчастную Сонечку, теперь вполне наказана за это. Бог ей судья.

О сем преступлении действительно не узнала бы ни единая живая душа, если бы не курьёзное обстоятельство: злополучное письмо, которое никто из друзей так и не смог уничтожить, было задумано поместить в карман мундира покойного, таким образом схоронив вместе с ним и его тайну. Поручили это самому отважному из всей компании, который на деле жутко боялся покойников. Не желая насмешек товарищей с одной стороны, и не смея не выполнить поручения с другой, молодой человек попросил об этой услуге гробовщика.

Петр Янович спрятал деньги и просьбу выполнил. Однако после, терзаемый любопытством, все же улучил момент и подменил письмо. Молодого графа похоронили со сложенным вчетверо листком бумаги, на котором гробовщик, не удержавшись, нацарапал эпитафию собственного сочинения: «Дорога к любимой легка и приятна, но помни: тебе не вернуться обратно».

Настоящее же письмо теперь лежало перед ним – косвенное доказательство коварства Агриппины Куроедовой. Гробовщик любовно расправил уголки бумаги, и в десятый раз пробежав глазами по размашистым строчкам, задумался. Ничуть не сомневаясь в том, что мать несчастного Александра виновна, он сокрушался, что убийство невинной девушки сошло ей с рук. Заборонек собирался обнажить всю правду, написав поэму, с последующей публикацией в «Вечернем Звоне», а то и в уездном «Крае». Он уже видел крупные заголовки, предвкушал общественный резонанс, который вызовет его поэма. Лишь два обстоятельства удерживали его: как быть, если графиня обвинит его в клевете? Доказательства её причастности если и были, то добыть их сейчас весьма сложно, а то и невозможно – перед самоубийством её сын мог уничтожить все улики. И второе: ему придется признаться в краже письма.

Любопытство гробовщика было удовлетворено – только вот поэма без злодея никак не складывалась. Тогда Петр Янович подумал о возможности превратить лежащий перед ним листок бумаги в деньги. Что, если инкогнито предложить Куроедовой выкупить письмо? Сколько она даст за него? Сморщившись, он прогнал крамольную мысль о шантаже.

Меж тем часы пробили полночь. На лбу гробовщика выступил пот, его всего колотило – а он все сидел над предсмертной запиской несчастного Александра. Мысли о деньгах медленно, но верно убили вдохновение поэта.

Услышав характерное шарканье, он немало удивился, то были шаги его экономки. «Должно быть, забыла что-нибудь, и вернулась» – подумал гробовщик. Он был раздражен, так как более всего не любил, когда ему мешают думать. Шаги стихли. Гробовщик снова попытался сосредоточится на поэме, вызывая в памяти нежный образ жертвы, но, увы!

Сильный порыв ветра распахнул окно, и бумаги, лежавшие на столе, взмыли вверх, подброшенные студеной струей с множеством снежинок, сверкнувших и погасших в одно мгновение в натопленном воздухе комнаты. Листы, словно листья, нехотя приземлились на паркет. На столе осталась лишь одна квитанция: за гроб, который Заборонек сделал для одного весьма интересного господина, иностранца, который намеревался, как видно, навсегда остаться в нашей земле. Этот человек, по фамилии Менцель, заказывал гроб лично, и извел Петра Яновича вопросами, касательно процесса изготовления изделия. Мерки он заранее снял с себя сам, и даже принес чертежи и эскиз узора, который он желал бы видеть на гробовой крышке.