Игорь Резун - Мечи свою молнию даже в смерть

– Тимофей Палыч, родненький, – говорил ученый секретарь, близоруко щурясь, – вы уж сделайте, как это сейчас принято. Честь по чести. Чтоб уж, значит, нас потом ни в чем… ну, сами понимаете. Я с вами потом… сочтемся, кхе-кхе.

Ученый секретарь кривил душой: ничем, кроме наконечников каменных копий и черепков, он поделиться с завхозом не смог бы, да тому это оказалось и не нужно.

Завхоз аж подпрыгивал на месте. От усердия, электрическими разрядами скачущего по его плотному, ядреному телу, брюки сухо потрескивали где-то в области ягодиц. Завхоз подсунул ученому секретарю бумагу.

– Я уж и сметку тут накатал… Вы уж подпишите, как и. о.

– И. о. так и. о.! – со вздохом проговорил ученый секретарь, подписывая документ. – Только… вы уж там постарайтесь… чтобы все гладенько!

Вот тогда завхоз, простой русский мужик по имени Тимофей Павлович Еханенко, тут же развил бурную деятельность. Собственно, сам сэр Джулиус Кроу со своим приездом ему погоды не делал, но, как это всегда бывает, во время таких визитов сдвигаются тектонические плиты различных балансов и среди пылающей в бухгалтериях магме суеты рождаются удивительные металлы, как правило, драгоценные, вроде серебра и злата в денежном эквиваленте. Еханенко как раз на это и рассчитывал…

В день встречи институт археологии, располагавшийся в торцевом от Президиума здании, с семи утра был переведен на военное положение и превратился в боевой лагерь. Технички, рекрутированные Еханенко из соседних учреждений, во второй раз перемывали все, что поддавалось магии мокрой тряпки и порошка. В гараже водитель мыл с шампунем директорскую «Волгу». На кухне буфета третьего этажа Еханенко лично проверял рецептуру и продукты, подготовленные для диковинного «лукового супа Пти-Рюассель с морскими гребешками». Гребешки и лук были на месте, и тут завхоз дошел до строчки: «…полстакана красного портвейна…» – и грозно спросил:

– А где портвейн?

Повариха, добрая женщина лет пятидесяти, развела руками.

– Не могу знать, Тимофей Палыч… О том, что закупали, слышала, что привезли – знаю, но до кухни он не дошел, однако-сь… Выдохся по пути, наверное!

– Я им покажу – выдохся!!! – заревел Еханенко, бросил бумажку и полетел откручивать кому-то головы.

В итоге через полчаса в буфет доставили пол-ящика прекрасного молдавского портвейна. Бутылки дремали в лимонно-желтом дереве ящичка, в благородных опилках.

Стараниями Еханенко институт сиял, как райский чертог. Скелет трогонтериева слона, стоявший на входе и угрожающе тычущего бивнями в каждого заходящего, натерли мастикой до нестерпимого блеска. После того, как Кроу уйдет, на бивне с внутренней стороны обнаружат написанное неизвестным шутником краткое «ЕХАНЕНКО – КОЗЕЛ», но, как и в случае с запиской для Шимерзаева, виновника не найдут…

Но это будет потом, потом! А сейчас завхоз хотел было даже натянуть в холле кумач с надписью типа «Привет дорогому товарищу Кроу от тружеников сибирской науки!» – но не нашлось кумача, и дело, ко всеобщему облегчению, увяло.

…Людочка подошла за два часа, как и приказал завхоз. Она надела купленную не так давно в секонд-хэнде юбку до самых пят из ткани в чудную черно-желтую клетку и белую крахмальную блузку. На ноги пришлось нацепить Иркины туфли – на невысоком, в принципе, каблуке, но все-таки на размер меньше. Полпути Людочка героически проделала в них, потом сняла и бежала босиком, отдыхая; а у самого порога института, воровато озираясь, обулась снова. Еханенко оглядел ее экипировку и поначалу ничего не заметил, а потом в ужасе ткнул пальцем:

– А это ЧТО?

Он показывал на разрез юбки, тянувшийся от самых бедер. Девушка подняла виноватые глаза, но перст Еханенко уже пригвоздил ее к месту:

– Зашить! Немедленно!!!

Завхоз вертел лысой шарообразной головой, как ужаленный. В итоге остаток подготовительного этапа Людочка провела в том самом буфете, зашивая разрез и слушая повариху. Та пыталась продегустировать портвейн, предназначенный для супа, и после удачной попытки вынесла свой вердикт:

– Говно портвешок. Кислый. Тот, наш, слаще был! И рази ж можно такую гадость в суп лить?! Совсем с ума люди посходили…

Ближе к двум на мобильный завхоза позвонил директорский водитель и сообщил чуть ли не шифровкой: везет! Завхоз натянул на круглые плечи пиджак, выше поддернул брючки, открыв тугие щиколотки, кое-как приладил галстук и лихорадочно забегал по институту, проверяя посты. Упрямое солнце било в окна, рисовало прихотливые квадраты на расстеленной ковровой дорожке и портило этой вольностью ее строгую орнаментальную геометрию.