Игорь Резун - Мечи свою молнию даже в смерть

Она побежала. Бег ее убыстрялся; босые пятки молотили пол. Словно ветер, страшный и злобный, засвистел в узком коридоре. Этот ветер все усиливался, ревел, возбуждаясь от бега Мириам, будто своими мускулистыми ногами она крутила невидимые педали ветряного велосипеда! Воздушный поток срывал со стен покрытие, разламывал пожарные щитки, и позади них с треском лопалась электропроводка, рассыпаясь искрами. Мириам неслась к окну, намертво закрытому пуленепробиваемым стеклом и стальной решеткой. Но чем ближе оставалось до этого окна, тем страшнее ревел ветер, и вот он тугим жарким комком ударил в эту преграду. Бронестекло рассыпалось пылью, а стальные швеллеры прорвались и выгнулись – в их решетке оказалась пробита дыра, как будто гигантский кулак прорвал старую противомоскитную сетку…

Когда лифт подвозил их к пятнадцатому, Качиньскому с крыши доложила группа:

– Господин капитан, вертолет… видим вертолет! Гражданский.

Качиньский побагровел. Сбивать гражданские вертолеты, да еще над оживленной улицей, у него приказа не было. Он скрипнул зубами.

– Ничего не предпринимать! Не стрелять!!!

Капитан бросил старшему группы:

– Не уйдут. Там сталь и броня на окнах. Пятнадцатый – ловушка.

Спецназ ворвался в коридор, исходящий едким дымом и гарью, в тот самый момент, когда грохочущая Мириам прыгнула. В пустоту, в бездну. И человек в черном сидел, как приклеенный, на ее жирной белой спине, вонзив железные каблуки штиблет, как шпоры, в ее истекающие кровью голые коленки. Они увидели только ягодицы голой женщины, парящие на фоне панорамы старой Праги.

…Они не упали, ибо в это самое время с вертолета молниеносно спускался металлический трос с захватами. Он оказался перед Мириам как раз во время ее полета с пятнадцатого этажа. Крючья ее белых рук сомкнулись на тросе, и тот, повинуясь электромотору, стремительно поехал вверх.

Очереди из легких пулеметов Steyr вонзились в стальные, рваные балки, вышибая из них искры. Они гнули и корежили их, но… ни одна не угодила в пару, возносящуюся вверх. Сверху грохнуло – там расползся шар огня, стекая вниз, по ступеням. Качиньский, задыхаясь в шлеме, заорал в рацию:

– Отходим… Отходим!!! На поражение!

Спецгруппа на крыше открыла беспорядочный огонь. Но не прицельный. И поэтому легкий черно-красный вертолет, накренившись и не дожидаясь, пока людей втянет в его нутро, направился прочь. Пули уже не достигали его.

В коридоре у лифта, пытаясь добраться до пожарной лестницы, заживо горели два бойца Качиньского, опаленные огнем, стекающим с некогда красной, ковровой лестницы.

Вертолет, получив воздушный коридор как спецборт ВВС НАТО, взял курс по маршруту Кладно – Дрезден. Пилот, все тот же равнодушный кореец с изломанной линией скул, спокойно отвечал на команды диспетчера. Сзади в кабине, на жестких сиденьях, расположились голая Мириам и Вуаве. Он не благодарил ее, а она не беспокоилась о том, что на ее белых, с нежнейшей кожей коленях виднелись глубокие кровоточащие царапины, оставленные жесткими каблуками банкира.

Мириам щелчком пальцев потребовала у пилота сигарету, и тот протянул пачку крепчайших Guitanes. Женщина закурила. А Вуаве снова достал из внутреннего кармана платиновую коробочку с рубинами и подержал ее в руках. Под лопастями вертолета раскинулась Злата Прага. Они пролетали над Градчанами. Широким кушаком вилась Влтава. Вуаве вздохнул, открыл коробочку и кинул на язык пару слипшихся карамелек. Мятных. А потом нажал на еще один рубин.

В нескольких километрах под ними, приволакивая ногу, старый Йося Гонтмахер тащился в свой лифт. Мальчишкой он чуть было не сгинул в Треблинке, а в восемьдесят шестом его догнал советский танк, проехав по ступне. От этого старик и прихрамывал. Он прошел мимо конторки портье, вступил в клеть, отделанную красным деревом, – в «Злотнице» берегли старинный вкус! – и нажал на перламутровую круглую кнопку шестого этажа. Вызов поступил оттуда.

А в это время внизу, под лифтовой клетью, где находилось хранилище ценностей, оставленных постояльцами, вдруг застрекотала, затикала коробка синего бархата с непонятной эмблемой на крышке. Тикала она недолго. Взрыв вакуумной бомбы моментально вскрыл ячейку из нетолстой стали и пошел вверх, разрастаясь за счет приобретаемого объема и зверея на ходу. Но на его пути встали бронированные дверцы и сами бетонные стены хранилища. Тогда взрывная волна бешеным зверем рванулась в потолок, пробив тонкое перекрытие, нагнала коробку лифта и ударила с воем, со столбом пламени в его днище.