Харлан Эллисон: Мальчик и его собака

Это был тройной сеанс. «Крутая сделка» с Дэннисом О'Китех, что нам предстояло посмотреть. Она была снята в 1948 году, то есть семьдесят шесть лет назад, и бог знает, как еще не рассыпалась. Лента соскакивала с катушек, и парням приходилось то и дело останавливать показ, чтобы перезарядить ее. Но кинуха была неплохой. О соло, которого предала его же банда, и как он мстил им. Банды, гангстеры, масса потасовок и стрельбы. Честно, неплохое кино. Второй шла вещь, которую сняли во время Третьей Войны, в восемьдесят седьмом, за два ода до моего рождения. Называлась она «Запах ломтя». В основном, вспарывание животов и немного хорошей рукопашной. Отличные сцены с гончими-разведчиками, вооруженными напалмометами, нападающими на китайские города. Блад буквально пожирал эти сцены глазами, хотя уже видел эту ленту. У него была какая-то дурацкая идея, что это фильм о его предках. Он всячески отстаивал эту мысль, хотя знал, что я считаю это чушью собачьей.

– Не хочешь ли сжечь ребеночка, герой? – шепнул я ему.

Он понял издевку, поерзал на своем сидении, но ничего не ответил, с удовольствием продолжая смотреть, как псы прожигают себе дорогу в городе. Я же умирал со скуки и ждал главного фильма.

Наконец, пришло его время. Он был потрясающим, сделанный в конце семидесятых, и назывался «Черные кожаные ленты». С самого начала все шло как по маслу. Две блондиночки в черных кожаных корсетах и сапогах, зашнурованных до самой развилки, с кнутами и в масках, завалили тощего парня. дна из этих цыпочек села ему на лицо, другая устроилась на нем верхом. После этого пошло что-то уже совсем невообразимое, сидевшие повсюду соло начали удовлетворять себя. Я и сам собирался немного облегчиться, но тут Блад повернулся ко мне и сказал совсем тихо, как всегда, когда унюхивает необычный запашок:

– Знаешь, все-таки имеется одна курочка…

– Да ты рехнулся! – отмахнулся я.

– Говорю тебе, я чую ее. Она здесь, парень.

Я огляделся как можно непринужденнее. Почти все места в зале были заняты соло и их собаками. Если бы сюда проскользнула цыпочка, непременно поднялся бы бунт. Ее разорвали бы на части, прежде чем какой-нибудь счастливчик успел бы на нее залезть.

– Где? – тихонько спросил я.

Вокруг сосредоточенно работали соло. Когда на экране блондинки сняли маски и одна стала обрабатывать тощего парня толстой палкой, привязанной к бедрам, по залу пронесся стон.

– Минутку.

Блад сосредоточился, тело его напряглось, как струна, глаза закрыты, ноздри трепещут.

Я решил дать ему время поработать.

Это было вероятным, могло быть вероятным. Я знал, что в подземках показывали совсем другие фильмы, то дерьмо, которое снимали в тридцатых и сороковых. Все чистенько, все приглажено, где даже женатые пары спали на раздельных кроватях. И я знал, что время от времени какая-нибудь смелая курочка из этих благонравных подземок тайком является поглядеть, на что похожа настоящая порнуха. Я слышал о таком, но в тех кинотеатрах, где я бывал, такого не случалось. А шансы на это, тем более в «Метрополе», были крайне незначительными. В «Метрополь» ходил трудный народ. Поймите меня правильно, я ничего неимею против парней, которые ставят друг друга раком… Черт побери, это можно понять! В наши времена курочек на всех не хватает. Но я не могу представить себя каким-нибудь слабаком, который цепляется к тебе, ревнует, только и знает, что оголяет для тебя свой зад, а ты делаешь за него всю остальную работу. Это так же хреново, как иметь при себе настоящую девку. В крупных стаях такие дела служат поводом для свар, портят кровь и разжигают резню. Так что я никогда к этому не стремился… Не то, чтобы совсем никогда, но никогда надолго.

Так что, учитывая весь этот разный народец, захаживающий в кинотеатр «Метрополь», вряд ли какая-нибудь цыпочка рискнет появиться здесь. Но если уж она пришла сюда, почему другие псы не смогли ее унюхать и сообщить об этом своим хозяевам?

– Третий ряд впереди нас, – наконец сказал Блад. – Место в проходе. Одета под соло.

– Как же так получилось, что ты смог ее почуять, а другие псы нет?

– Ты забываешь, кто я такой, Альберт.

– Не забываю, я просто не верю…

Но если по правде, кажется, я все-таки верил. Если бы вы были таким же тупицей, как я когда-то, а пес вроде Блада вас столькому научил, вам бы пришлось верить всему, что он говорит. Со своим учителем не поспоришь. Не в том случае, если он научил вас читать и писать, складывать и вычитать, и всем тем вещам, которые подразумевают, что ты поумнел, но теперь не слишком много значат, если не считать того, что это приятно осознавать.