Сергей Шведов: Пал Вавилон

— Комони! Комони!

Грозный игумен вышел с пастырским посохом на красное крыльцо монастыря и поначалу сам оторопел — бывшие его юные послушники, а теперь бородатые вои, восседали на мохноногих пузатых конях, довольно–таки малорослых, но тем не менее всадники в высоких шапках казались на них былинными богатырями со старинных миниатюр в рукописных летописях. Монахи и посадский чёрный люд коней видели только на тех же миниатюрах в библии или в виде печатных ржаных пряников — «коников» на солоде. На высоких Северах дикие кони не водятся, а домашние лошадки и года на местных кормах не протянут — копыта откинут.

Казацкие скакуны были под красными попонами, серебряные уздечки сверкали золотыми кистями. Диво дивное! Все монастырские и посадские с детства приобычались к серым и чёрным облачениям, а новоявленные казаки были в мохнатых шапках с красным верхом и зипунах из невиданной, отливающей золотом ткани — из крапивы, конопли, кипрея и даже льна такой не соткёшь. И все в чоботах бесовского красного цвета, как и попоны на конях.

Впереди конных горделиво выступал иноземный гость в долгополом халате и круглой шапочке из чёрной ткани, напоминавшей переливчатым блеском шкурку крота. Шапочка была расшита бисером да таким крупным, какого не сыщешь в речных раковинах. Он снял её и сунулся было к настоятелю монастыря под благословение, да тот больно оттолкнул его посохом.

— Како веруеши? Басурман?

— Хрестьяне мы веры древлеправославной, — попятился чужестранный гость, крестясь мелкой щепотью. — Земли Ижорской родом, лабазы держу на Груманте–острове.

— Почему борода рыжей охрой крашена? Почему запАх у кафтана на леву сторону?

— Так в Фарсидах мы были. Там без этого никак не пройтить.

— К нам с добром или злом пожаловал?

— Коней подкормить, людей в баньке попарить. Продать–прикупить того–сего, ежели сговоримся.

— Мимоходом на нас наткнулся али наводчиков имел?

— Молодецкие казаки, что у тебя в послушниках были, дорогу показали.

Игумен рассвирепел, воздел тонкие руки с обвисшими рукавами чёрного облачения, как коршун крылья:

— А что если я вас всех на дыбу?

— Годе тебе, старче, людей в железА‑то заковывать да на дыбе пытать, — раздался басовитый голос с неба.

Чужестранец и казаки на конях задрали головы. Над подворьем висел блестящий, как серебро, воздушный корабль, который подлетел так бесшумно, что его никто и не приметил.

На корабле бородатый бранный муж в расшитом золоте кафтане басил с высоты далее:

— Летошний год вон какой ячмень уродился, батька! А ты деток наших на толчёной коре пополам с лебедой держал. Нет бы их зелёной перловой кашкой подкормить, так ты детву в чёрном теле моришь да монастырские сусеки житом забиваешь, чтоб тунгусам за пушнину сменять.

— Еретик! Гореть тебе в срубе! И сруб тот давно готов, — тоненько взвизгнул игумен, сотрясая посохом. — Человеку крилЕ не даны, аки птаху небесному. Человеку токмо по земле пути проложены. Как ты посмел меня ослушаться и не разбил бесовское воздухоплавательное творение Еропки Криворукого!

— Я и махолёт Петрухи Крапивного от тебя спрятал да корабли с водомётными движителями не спалил, а в тихий затон отогнал с глаз твоих долой. А то дай тебе, мракобесу, волю, так ты всех в лапти обуешь и в звериных норах поселишь… Эй, робяты, разойдись, — крикнул могучий бородач казакам. — садиться буду.

Воздушный корабль выпустил серебристые лыжи и бесшумно опустился на землю.

— Не сметь осквернять патриаршего подворья! — завопил игумен.

— Какой из тебя патриарх, батька? — усмехнулся бородач, спрыгнув на землю. — Патриархи были во время оно, да вышли все за праздностью и ненадобностью.

— Добро пожаловать на землю древлерусскую! — сказал бранный муж гостям, только чуть–чуть поклонившись, как ему положено по высокому чину.

То, что казалось золотым шитьём на кафтане воеводы, было очень тонкой кольчугой из желтоватого сплава. Из–под шапки выглядывал точно такого же металла шлем. К широкому поясу был приторочен кривой меч. Воевода вытащил клинок и показал его чужестранцу:

— Гляди, купец, какой булат теперь куём! С наваром — сердцевина мягкая, а с двух боков клинка твёрдый сплав приварен. Режет некованое железо, как острый нож мягкий хлеб.

Купец взял клинок в зубы и пристукнул по лезвию ногтем.

— Знатный сплав.

— У иноземцев такого нет, поди ты ж?

— Есть, но мало у кого. На продажу не соглашаются даже за золото. Для себя берегут. А как ты тайну булата выведал?