Владимир Бочкин - Синдром бездны (СИ)

На нас надвигается чёрный провал, я прибавляю скорость и включаю громкоговоритель.

— Борт А-4, немедленно разворачиваётесь. Чёрт, идиот, на что ты надеешься, немедленно сворачивай и становись на курс.

Нас никто не слышит, и я решил не церемониться, но летун не обращает на меня ни малейшего внимания.

— Стой, стрелять буду!

Фраза глупо звучит в пространстве, но старые традиции так просто не умирают.

Опыт и талант имеют преимущество, перед просто талантом и расстояние между нами начинает неумолимо сокращаться. Остаётся несколько метров до нужной дистанции, и я, наконец, могу внимательно рассмотреть крылья беглеца. И мне всё становится ясно.

Летун нервничает и сбивается. Поток начинает бросать его, он теряет чувство движения, ощущение пространства. Теперь я спокоен. Точно знаю, что он в моих руках.

Я иду на сближение и щёлкаю рубильником пульта, который находится передо мной. Пушка гулко выстреливает очень длинную и прочную сеть, которая окутывает нарушителя вместе с его крыльями, и он тут же камнем летит вниз. Меня встряхивает. Это нормально и я не переживаю насчёт веса. Мои крылья способны выдержать вес двух обычных летунов с крыльями, не считая меня, разумеется. Но мощь и грузоподъёмность крыльев хранителей не влияют на манёвренность за счёт более совершенного строения и аэродинамики.

С грузом в сетке, словно лечу из магазина, я, наконец, беру курс на Базу. Доставка на дом.

Остаётся надеяться, что доберусь до работы без приключений. На одно утро вполне достаточно. Кроме того, трудно играть в догонялки, когда у тебя висит такой груз. Можно, конечно, но очень хлопотно. Болтанка большая.

Перед ангаром Базы, я включаю радиомаяк с позывными, и громадные ворота мягко распахиваются. На пульте зажигается зелёная лампочка. Значит, путь свободен и посадка разрешена.

Я влетаю в распахнутое отверстие, и зелёные огоньки указывают место посадки. Я уже давно выключил двигатели, всегда предпочитаю свободный полёт. Мягко планирую на площадку.

В ангаре приглушённое освещение, чтобы дать глазам привыкнуть к свету после полутьмы пространства. Ко мне подбегают два механика и сноровисто освобождают от крыльев. Я могу сделать это сам, но помощники очень экономят время.

Двое офицеров службы расследований, уже осведомлённые о моём прибытия, терпеливо ждут у входа в Базу. Я подхожу к ним.

— Ещё одного нарушителя приволок! Хочешь план перевыполнить? — смеясь спрашивает Борис Петрович. — Что он натворил? Нарушил правила полётов?

Мы направляемся к месту, где механики освобождают беглеца от сетей.

— Нет, немножко сложнее, — говорю я. — Не хочется делать поспешных выводов, но, кажется, это он устроил аварию и падающий его рук дело. Посмотрите на его крылья. Как они вообще умудрились столкнуться! Чего только не бывает. Наверное, вылетели друг на друга из-за скалы. Или закрутило потоками.

— Выясним, — говорит Борис Петрович. — Но если ты прав, дело серьёзное и штрафом он точно не отделается.

— Дело ещё серьёзнее. Он пытался бежать и даже не подумал помочь пострадавшему.

Улыбки на лицах офицеров увядают. Борис Петрович цедит сквозь зубы.

— Интересно, этот летун понимает, как он влип!

В пространстве может случиться всё что угодно, и никто не застрахован от аварий. Даже я как-то вляпался, несмотря на всё своё мастерство. Но все летуны зависят друг от друга, и нет большего кошмара, чем бесконечное падение в бездну. И зачастую, единственная надежда на других летунов.

Если крылья не повреждены, и ты можешь оказать помощь, ты её обязан оказать. Нет более страшного преступления в уголовном кодексе, чем неоказание помощи падающему. Но если обычный летун отделается штрафом или тюрьмой за равнодушие, я уж не говорю об общественном порицании, то неоказание помощи человеку которого ты сам же сбил, однозначно толкуется как убийство при отягощающих обстоятельствах. Фактически — это двойное убийство. Первый раз, когда сбиваешь человека, второй, когда оставляешь его падать. А если человек не погиб, то, как покушение на убийство. Теперь всё зависит от того, остался пострадавший жив или нет. Но я вспоминаю, как он падал и у меня возникают большие сомнения по этому поводу. Люди в сознании не летают как топор. Вся надежда на расторопность моих коллег.

Освобожденный от пут беглец, оказался мальчишкой лет шестнадцати. Вовсе не похож на убийцу, каковым, по сути, является. Он смотрит на нас испуганными серыми глазами, хочет что-то сказать, но не может.