— Ну-ну, не скромничай. Все мы из простого народа… У нас в соседнем районе секретарь на днях помер. Необходимо найти подходящую кандидатуру. А ты, я вижу, не стар, не глуп, говорить умеешь, кристально честен. Нам такие товарищи нужны. Партия не любит выскочек. Это я тебе как Коммунист Коммунисту говорю. Ну, так как?
— И жену можно будет завести?
— Разумеется. Но не больше одной. Это строго.
— Да зачем мне две? Мне одну хочется.
— Значит, согласен? Ну и добре. Тогда завтра с утра в дорогу. Доведу тебя до места, народу представлю. Буду твоим наставником…
Окрыленный Культя поспешил к Васе.
— А меня Секретарем Парткома назначили!
Вася, всплеснув руками, сердечно поздравила критика с новой вехой в его жизни и даже немного заробела.
— Я вот, как бы это сказать… — волнуясь, запыхтел Культя, — ну, хотел бы, что ли… чтобы у меня, это самое… ну как бы, жена, появилась. Завелась как бы. Пост, так сказать, обязывает, вроде бы как. Так сказать. Что ли…
Вася смутилась, покраснела и тихо посоветовала:
— Кликни, от желающих отбою не будет.
— Да я ведь, вот… рассчитывал, что… может быть, ты согласишься?
— Я?! — просияла девица. — Ты мне предлагаешь?
— Ну да. Так сказать. А кому же еще?
Вася привстала на цыпочки, чмокнула Культю в нос и радостно закружилась.
К вечеру у холма объявился Кнут с целым ворохом картошек. Невзирая на отчаянные наскоки осмелевшего Культи, он сразу подкатил к Васе и попытался её завалить. Встретив дружное сопротивление, Кнут удивился, хотел было навешать обоим фингалов, но, узнав, что Культя почти Секретарь Парткома, струхнул.
— Ну и ну! Врете, наверно. Ух, ты-ы-ы… — повторял вырубала и так сильно тряс головой, словно пытался вытряхнуть услышанную новость. Однако, приметив, с какой нежностью Вася обихаживает критика, тут же уверовал и даже выдал своим бывшим друзьям по паре картошек.
— Надеюсь, это не взятка? — грозно спросил Культя.
Кнут дернулся, чтобы забрать подарок обратно, но Культя великодушно отвёл его руку.
— Ладно, ладно, шучу я. Шуткую. Я же всё-таки ещё не Секретарь… Вот представят меня народу, тогда — да. Тогда уже буду Секретарём. Тогда, — Культя потряс кулаком, — я всем покажу Кузькину Мать!
Кнут сидел, улыбался и невольно ловил себя на несколько заискивающем поведении перед этим ещё совсем недавно жалким критикашкой.
Культя съел картошки, поцыкал зубом и стал прищуриваться на Кнута, время от времени бросая как бы удивлённый взгляд на оставшиеся корнеплоды. Вырубала делал вид, что никаких намёков не понимает.
— Да-да, — оскалился критик, — у меня не забалуешь. Я всех заставлю выучить слова «Интернационала».
— А ты сам-то помнишь? — посмел спросить Кнут.
— Я?! — приподнялся Культя. И Кнут не стал настаивать.
Утром Культя представил свою будущую супругу Секретарю.
— Василиса, — нежнейшим голоском проворковала девица.
— Секретарь Парткома, — щёлкнул голыми пятками местный начальник. Он провёл гостей в свои апартаменты — настоящую просторную землянку. Там все трое изрядно подкрепились Партвзносами и взяли кое-каких продуктов в дорогу.
Секретарь не чванился, запросто хлопал Культю по спине, гладил Васю по заду, давал дельные советы по предстоящему трудовому поприщу.
— Главное, изветчики. Научишься с ними работать, и всё будет добре. Не перекармливай их — заленятся, и не держи впроголодь — начнут врать.
Культя жадно внимал.
— А теперь — в дорогу! Вперёд! — скомандовал Секретарь, и трое путников, гордо неся вскинутые в порыве преданности делу Коммунизма головы, направились к Светлым Горизонтам.
Кнут целеустремлённо шёл в сторону Столицы. Зачем? Он не отдавал себе в этом отчёта. Возможно, его гнала генетическая память предков, свершивших Великую Революцию ради счастья трудового народа. Хотелось приобщиться, взглянуть на город победоносной славы и безотчётной любви каждого Коммуниста.
Ночь выдалась особенно холодная — подступала зима. Заиндевевшая трава покрылась искрящимся белым пушком, звенели под ногами тонкие корочки льда, вкусно хрустела мороженая грязь.
Сверкнуло первым лучиком солнце. Искорки инея начали медленно угасать, превращаясь в капельки обыкновенной влаги. Утро обещало быть свежим.
Кнут разломил несколько пней, надеясь обнаружить в трухе каких-нибудь гусениц или жуков, но зря старался — в старых пнях давно никто не жил. Всё живое скрывалось от прожорливых коммунистов, намертво усвоив закон эволюции и естественного отбора.
Читать дальше