Филип Дик - Игроки с Титана (сборник)

Ничто новое не войдет в этот мозг, думал Майк, потому что мозга нет. Как и человека, который был в нем заключен. Которого я никогда не знал.

Но может быть, если привести его на нужное место, если наклонить ему голову, он еще сумеет посмотреть вниз и увидеть землю. Сумеет осознать, что это земля. И поместить в нее нечто отличное от себя, нечто живое. Чтобы оно росло. Ибо это то, чего сам он делать уже не может, – расти. Может лишь умирать дальше, пока не умрет совсем и мы не похороним его. У мертвого нет будущего, только прошлое. А у Арктора – Фреда – Брюса нет даже прошлого – лишь только то, что перед глазами.

Майк вел грузовик, рядом на сиденье подпрыгивало обмякшее тело. Оживленное машиной.

Уж не «Новый…» ли «… путь» сделал это с ним, думал Майк: породил препарат, который в конечном итоге вернул его к себе?

Директор-распорядитель сказал, что их цели будут открыты ему, когда он проработает в штате еще два года.

Эти цели, сказал директор-распорядитель, не имеют ничего общего с лечением наркомании.

На какие средства существует «Новый путь» – известно одному лишь Дональду, директору-распорядителю. Но недостатка в средствах не было никогда. Что ж, думал Майк, производство и распространение препарата «С» должно приносить огромные деньги. Достаточные, чтобы «Новый путь» рос и процветал. И чтобы оставалось еще на ряд других целей.

Смотря для чего предназначен «Новый путь».

Майк знал – федеральное правительство знало – то, чего не знала ни общественность, ни даже полиция. Препарат «С» не синтезировали в лаборатории; как и героин, препарат «С» был органического происхождения.

Так что, скорее всего, «Новый путь» рос и процветал в буквальном смысле.

Живые, думал Майк, никогда не должны служить целям мертвых. Но мертвые – он взглянул на Брюса, на трясущуюся рядом пустую оболочку – по возможности должны служить целям живых.

Таков закон жизни.

И вполне возможно, что мертвые, если они чувствуют что-то, чувствуют себя от этого лучше.

Мертвые, думал Майк, которые еще могут видеть, даже ничего не понимая, – это наши глаза. Наша камера.

В кухне под раковиной, среди щеток, ведер и ящиков мыла, он нашел маленькую косточку. Она походила на человеческую, и он подумал – не Джерри ли это Фабин?

Невольно вспомнилось, что давным-давно он делил дом с двумя парнями, и у них была шутка о крысе по имени Фред, которая жила под раковиной. Они рассказывали гостям, что однажды, когда их совсем припекло, бедного старого Фреда пришлось съесть.

Может, это косточка жившей под раковиной крысы, которую они придумали, чтобы было не так тоскливо?

– Парень совсем выгорел, хотя с виду было незаметно. Раз он приехал в Вентуру – разыскивал старого друга. Узнал дом, по памяти, без всякого номера, остановился и спрашивает, где найти Лео. Ему отвечают: «Лео умер». А парень и выдает им: «Хорошо, я загляну в четверг». И уехал. В четверг, наверное, вернулся – опять искать Лео. Каково, а?

Потягивая кофе, Брюс слушал разговоры в гостиной.

– …в телефонной книге записан всего один номер, на каждой странице, и по этому номеру можешь звонить куда хочешь… Я говорю о совершенно ошизевшем обществе… И у себя в бумажнике ты носишь этот номер, единственный номер, записанный на разных визитных карточках и листочках. И если номер забыл, то не позвонишь никому.

– А справочная?

– У нее тот же номер.

Он внимательно слушал. Интересное, должно быть, местечко. Звонишь, а тебе говорят: «Вы ошиблись». Снова набираешь тот же самый номер – и попадаешь куда надо.

Идешь к врачу – а врач только один и специализируется на всем, – и тебе прописывают лекарство, одно на все случаи жизни. Относишь рецепт в аптеку, и там выдают единственное средство, которое у них есть, – аспирин. И тот лечит все болезни.

Закон тоже один, и все нарушают его снова и снова. Полицейский кропотливо помечает, какой параграф, какой пункт, какой раздел, – всегда одно и то же. И за любое нарушение – от перехода улицы в неположенном месте до государственной измены – одно наказание: смертная казнь. Общественность требует отменить смертную казнь, но это невозможно, потому что тогда, скажем, за неправильный переход вовсе не будет наказания. И так, нарушая закон, постепенно все вымерли.

Наверное, подумал он, когда люди узнали, что последний из них умер, они сказали: «Интересно, какие они были? Давайте-ка заглянем в четверг!»