Дмитрий Шатилов - Изобретатель смысла

Перфекта молча смерила его взглядом, и Гиркас вдруг понял, насколько холодной и жёсткой она может быть, если захочет. Дружелюбное её лицо сменилось каменной маской, а глаза, глубокие и тёплые, словно заледенели.

К счастью, длилось это лишь мгновение.

– Если в двух словах, – заговорила Седьмая необычайно мягко, – мне требуется от вас вот что. Как Дун Сотелейнен, вы пользуетесь у конгаров определённым уважением…

– Ну, это как сказать, – буркнул Гиркас.

– Неважно, заслуживаете ли уважение вы лично. Значение имеет то, что должность, которую вы занимаете – почётная и гарантирующая определённую безопасность даже в военное время. В сущности, от вас требуется немногое: сопровождать меня на Торакайскую бойню, где я рассчитываю найти пропавшую сестру. Справитесь с этим?

– А оплата? – спросил Гиркас.

Перфекта подняла брови.

– Оплата? – переспросила она. – Разве Дун Сотелейнен требует оплаты за свои услуги?

– Ну-у, – замялся Гиркас. – Я не это имел в виду… Понимаете ли…

Он мялся, переступал с ноги на ногу, руки его хватали воротничок рубашки, словно ему было нечем дышать, но самый страшный провал в его жизни просто не мог не произойти. Самая страшная его тайна должна была вылезти наружу.

– Гиркас, – сказала перфекта спокойно, – скажите мне, каковы обязанности Дун Сотелейнена? Только, пожалуйста, не надо врать.

Сперва Гиркас сказал «уф».

Потом он сказал «ох».

Наконец, он покраснел и уставился в пол.

– Вы не знаете, – констатировала перфекта. – Что ж, этого следовало ожидать. Почему-то я поняла это сразу, как только вас увидела. Гиркас, неужели вам не стыдно?

Гиркас молчал. Стыдно ему не было, но хотелось, чтобы перфекта побыстрее ушла и оставила его в покое. «Думай о шкафе, – велел он себе. – Шкаф, тёплый, удобный шкаф. Сейчас она уйдёт, и я допью портвейн и съем бутерброд с копчёной рыбой».

Бутерброд ждал его в шкафу, но и перфекта ждала тоже, и она оказалась упорнее.

– Нет, – сказал он. – Мне не стыдно. Я перепробовал чёртову кучу работ и ни на одной не задерживался дольше полугода. Что мне – застрелиться, если я ни на что не гожусь?

Он подождал, не ответит ли перфекта, но та молчала и глядела на него спокойными карими глазами, не осуждая, но и не поощряя рассказывать. Просто ждала.

– Знаете, – сказал он, набравшись смелости, – может быть, я и не знаю, что должен делать Дун Сотелейнен, но это первая работа, на которой я делал хоть что-нибудь! Ко мне приходили конгары, я выслушивал их, шёл и что-то говорил. Не знаю, слушали они меня или нет, но это было что-то!

Говоря это, Гиркас почувствовал, что в глубине его разгорается давно забытое чувство: праведный гнев. Давно он не злился ни на кого всерьёз – с тех пор, как рабочие котельной застукали его за просмотром порножурнала. Кажется, над ним месяц потешались из-за того, что он, вроде бы нормальный парень (пусть и конгар), до сих пор ни разу не был с женщиной.

Да, Гиркас почувствовал себя злым, очень злым. Глаза его сузились, рот перекосился, и он, сделав паузу, заговорил тяжёлым сдавленным голосом.

– На чем я остановился? Ах, да, на работе. Работал я спокойненько, горя не знал, и тут приходите вы – красивая, с вечными ценностями и рассказом, трогающим до глубины сердца – и попрекаете тем, что я, дескать, не знаю, в чём заключаются мои обязанности! Мало того, вы ждёте, чтобы я по первому требованию бросился за вами и таскал для вас каштаны из огня! Да как бы не так! Где это написано, что я обязан вам помочь? Где? Ах, да, это следует из ваших нравственных принципов! «Помогай другому, и тебе помогут!», да? Ну, так вот: мне никто никогда не помогал! Да-да, никто! Даже эта работа – подачка! И с чего это, спрашивается, я должен помогать вам? По какой такой причине? А? А?

Это, конечно, была ложь. Дядя, устроивший его на должность Дун Сотелейнена, любил его, пусть и по-своему, да я и во время оно подыскал Гиркасу по дружбе пару мест. Но такой уж был он человек, что не мог жить без мелодрамы, и, натешившись вдоволь своим гневом, частенько переходил от негодования к восхвалению собственной особы, как делают все конгары.

Случилось так и на этот раз. Выпалив тираду, Гиркас отдышался, вытер со лба выступивший пот и заговорил спокойнее:

– А самое страшное, что вы, милая, совершенно не знаете конгаров! Вам кажется, будто стоит хорошенько попросить, и они помогут вам отыскать эту самую Восьмую, да ещё и преподнесут вам её на блюдечке! Трижды ха! Хороший я Дун Сотелейнен или плохой, но конгаров знаю получше вас! Во-первых, твари это зловредные и подлые, а если взять того же Конкаса, моего слугу, то ещё и вонючие!