Агапий Тихонов - Танец Шивы, или Закон дивергенции

Энергичные танцевальные движения позволили молодому человеку в короткий срок вернуть приличное физическое состояние.

«Ну, эскулапы, коновалы несчастные, – размышлял Глеб, энергично махая руками – это ж надо, на тот свет путевочку оформили, и ведь не лечили, ни фига». То, что он выкарабкался из объятий болезни сам, Глеб по какой-то причине не сомневался ни на минуту.

«Да они меня за одно только мое излечение до смерти по институтам, да лабораториям затаскают, – осенила Глеба мысль, заставив замереть посреди палаты, – на тысячу кусочков разрежут, да все спрашивать будут, как же вы так, молодой человек от такой смертельной болезни вылечились? Все умирают, а вы вот взяли да и вылечились? Нет, ребята, надо отсюда по-быстрому когти рвать…».

В пылу чувств, а может быть по молодости лет, Глебу и в голову не пришло задуматься над вопросом: откуда у него такая уверенность, что он здоров…

***

Как ни странно, одежда, в которой его доставили сюда месяц назад, оказалась здесь же в палате. Аккуратно постиранная и выглаженная она лежала в шкафчике напротив его кровати. Быстро надев джинсы, футболку Глеб сунул ноги в кроссовки и стал продумывать пути бегства. Окно отпадало по той причине, что палата находилась на пятом этаже. Значит дверь.

Он повернул ручку, и дверь услужливо открылась, показав длинный тускло освещенный по ночному времени коридор с двумя рядами дверей. Не успел Глеб сделать и шага за порог, как дорогу ему преградила какая-то тень. Тень оказалась нехилым дяденькой в костюме и при галстуке. Судя по напряжению правой руки, которую мужик держал под пиджаком слева на груди, можно было догадаться, что там у него пистолет.

– Господин Нечаев, вам запрещено покидать плату до одиннадцати ноль-ноль завтрашнего утра! – заявил верзила вежливым тоном.

– Что вы несете?! Я что арестован? – опешил Глеб.

– Не имею полномочий давать комментарии. А теперь прошу вас, вернитесь в палату и оставайтесь в ней до утра. У меня приказ, – продолжал верзила менторским тоном.

Глеб стоял и с удивлением смотрел на внезапное препятствие. Но в большей степени он был удивлен не наличием вооруженной охраны у дверей своей палаты, а необычным внешним видом незнакомца. Вернее, внешний вид у него был самый, что ни на есть обычный. Необычным было золотисто-изумрудное мерцание, которое окутывало мужчину. Со стороны казалось, что человек как бы помещен в некий абсолютно прозрачный яйцеобразный кокон желто-зеленого цвета. В голову Глебу невольно пришло сравнение с той самой бледной желтовато-зеленоватой пеленой, которая до сих пор стоит у него перед глазами с момента необычного пробуждения.

– Прошу вас. Не заставляйте меня применять силу – долетел до него голос верзилы.

В этот момент к Глебу пришла запоздалая реакция на попытку притеснения его личности. «Какое право это чучело имеет задерживать меня. Я свободный гражданин!» – с этими мыслями в душе Глеба начал вскипать гнев, который почему-то сопровождался легким покалыванием статистического электричества на ладонях. Глеб посмотрел на свои руки и обмер: по рукам – от плеча вниз к ладоням сбегали, извиваясь, толстые голубые пучки электрических разрядов, разветвляясь и сплетаясь вновь, выгибаясь дугами между пальцами, лопаясь с сухим электрическим треском. Казалось все пространство в радиусе трех метров залито нереальным люминесцентным светом. Глеб поднял удивленные глаза на мужчину, чтобы увидеть его реакцию. Но тот, как ни в чем не бывало, смотрел прямо Глебу в лицо и продолжал:

– Глеб Сергеевич, проявите благоразумность, – и даже убрал руку из-под пиджака.

«Неужели он не видит?!» – мелькнула сумбурная мысль. И подчиняясь какому-то неизвестному порыву, Глеб резко протянул руки вперед и коснулся границы сияния, окружающего мужчину.

***

Антон Кириллович Вербицкий очень любил свою работу. А еще больше он любил свой онкологический центр, в котором со дня его основания являлся главным врачом. Ему казалось, что он может вспомнить каждый день кропотливой работы по созданию центра. Согласование проектной документации, выбивание денег, руководство строительными работами – все это Вербицкий проделал самостоятельно. И теперь по праву считал новенький онкологический центр своим детищем. Но своими сокровенными мыслями Антон Кириллович ни с кем не делился, и только оставшись один, любил пройтись в ночное время по пустынным коридорам, улыбаясь своему сбывшемуся счастью и переполненный гордостью за собственные дела. Семьи за неполных шестьдесят лет Антон Кириллович так и не нажил, поскольку был заядлым трудоголиком. Даже ночевать предпочитал он на работе в своем кабинете. Поэтому ночные променады по коридорам больницы стали для него чуть ли не ежедневным занятием.