Заряна Уланова - Счастье дурака

– Встаем на раз,

Зачинщики историй,

Мы ловим дикий кайф (я поморщился)

От нашего труда! – с напором продолжил Игорь. У него был действительно великолепный голос, никакие модуляции, зато жесткий густой тембр с лихвой искупал недостатки.

– Собакам – фас!

Какая, к черту, воля,

Когда пришел приказ –

Ни шагу назад!

Я вдруг поймал себя на том, что ногой отбиваю ритм. Музыка, хотя и примитивная, цепляла. Игорь раскраснелся, склонившись над гитарой, он переходил на крик, я мельком увидел Кэти, – она глядела затуманенными от восторга глазами. Она никогда не глядела так на меня!

– Не в небе соль.

Летать дано лишь птицам,

А мы шли по

Прорытой колее.

Тупая боль,

Застрявшая в глазницах

Безмозглых черепов

На проклятой земле….

Пауза. Общий вздох. Музыкант мотнул головой, убирая с глаз длинноватые темные волосы. Опять перебор, одними подушечками пальцев, томящий и долгий…. Я ощущал на губах слова вместе с капельками пота. И припев, медленный, мелодичный, совсем не похожий на судорожный ритм куплета:

– А как хорошо все начиналось! Как хорошо! Как….

Он ударил по струнам и остановился, тяжело дыша, как после быстрого бега.

– А дальше? – кивнул я.

– Это все, – ответил он. – Вам не понравилось?

– А чего ты, собственно, от меня хочешь? Безусловного одобрения? Я все равно не смогу никуда тебя протолкнуть, я не продюсер!

Игорь опять покраснел.

– Я просто хотел узнать ваше мнение, – подчеркнуто вежливо ответил он. А парнишка выдержан, – со странным удовольствием подметил я, – гляди-ка, аж трясется от злости, а отвечает как на дипломатическом приеме.

– Па-авел! – умоляюще протянула Кэти.

– В ваших книгах ведь есть стихи, – тихо добавил Игорь, и я сдался.

– Ну, ладно. У тебя попадается рифма, это безусловный плюс. Насчет смысла я не уверен, нужно посмотреть тексты. Кэти, – кивнул я оторопевшей девушке. – Беги, поставь кофе. – Кэти исчезла на кухне, тогда я повернулся к Игорю. – Посмотрим, что можно сделать.

Игорь сыграл еще одну свою песню, одну – Чижа и две – ДДТ, подозреваю, Кэт успела разболтать ему мои пристрастия. Потом мы часа три пили кофе, болтали о пустяках, он все интересовался, что я пишу, попросил автограф. В начале двенадцатого ушел. Скоро начала собираться и Катерина. Я вышел в коридор проводить.

– Клево, правда? – одевшись, вздохнула она. – А то ты был таким… сердитым, я думала, не возьмешь.

– Тебе он нравится? – с улыбкой спросил я.

– По нем все наши девчонки тащатся, – простодушно сказала она. – Блин, подумать только, станет он звездой, какие у меня будут знакомые! Ты – знаменитый писатель, Игорь – супер–звезда.

А ты будешь замужем с ребенком на руках и хорошо если за приличным человеком, – с неожиданной горечью разглядывая ее, такую жалкую в купленной в сэконд–хэнде синей дутой курточке, подумал я, вспоминая шикарную Светлану. Катя, почувствовав мое настроение, притихла, сама открыла замок.

Дверь неожиданно поддалась, и в квартиру едва не упала Глафира Львовна, несомненно подслушивавшая на пороге. Я вздрогнул. Кэт взвизгнула, отпрыгивая. От Глафиры шел спертый дух пота, перегара и мужского одеколона, загребая ногами, она сделала пару шагов и насмерть вцепилась в дочку.

– Шлюха! – просипела она, – б… немытая! А ну пошла отсюда! Пошла! Лахудра!

Кэти поглядела на меня с таким ужасом, что я, в душе извиняясь перед Мишкой, не мог не вмешаться.

– Глафира Львовна, – беря мамашу под локоть, сказал я. – Отпустите де….

– Пидар! – с изумлением тряся обесцвеченными буклями, заявила она. – Я щас, бля, сюда, с мили–лицией….

Пришлось прибегнуть к тяжелой артиллерии. Я порылся в карманах и вынул пятьдесят рублей, которые вложил в мозолистую руку бывшей буфетчицы. Глафира некоторое время тупо глядела на деньги, затем в ее намалеванных глазках вспыхнул огонек узнавания, и банкнота исчезла где-то в недрах необъятной, как родина–мать, груди.

Освобожденная Кэти упала на пол. Дверь захлопнулась.

– Ё–мое! – Катерина тряслась и всхлипывала, прислонясь к шкафчику, я поднял ее, погладил по щеке, пытаясь успокоить. Мне было безумно жаль ее и в то же время… я был бы рад, если бы она куда-нибудь исчезла вместе со всеми своими проблемами. Она вытерла слезы и мужественно застегнула куртку.

– Спасибо, – сказала жалко. – Я пойду.

Я знал, что должен, просто обязан оставить ее ночевать у себя. И знал, что будет, если об этом узнают (а узнают непременно). С каким-то отстраненным интересом я ждал собственного решения, как тогда, когда Ирина просила у меня денег, и думал, что любой из описанных мною же героев побрезговал бы даже руку мне пожать.