Ники Сингер - Игра на выживание

В этом коровнике есть еще кое-что:

– Мотки колючей проволоки. На всех колючках – клочки овечьей шерсти. Значит, это все-таки не коровник. Овчарня. Давно я не видела колючую проволоку, которой огораживают овец. Та, которую я видела в последнее время, была для людей.

– Две кости. Не знаю, что за кости, но думаю, кости животных.

– Драные куски плотного полиэтилена. Скорее всего, остатки фермерских мешков.

– Саженец с корешками.

– Дверные петли.

– Какие-то плоские серые камни.

– Доски, которые, видимо, остались от обвалившихся стен.

Достаю нож и проверяю, что там с корнями у саженца. Они еще гибкие и недостаточно сухие для розжига. Кора некоторых деревьев отлично подходит для розжига, особенно березы. Мне об этом рассказал один мужчина после бунта в распределительном центре Хитроу. Его звали Фил. Но у этого саженца кора содрана. Осматриваю кости. Я не знаю, будут ли они гореть. Наверное, будут, – как мне известно, трупы людей горят. Но вот можно ли из них сделать розжиг? Переключаю внимание на овечью шерсть. Думаю, она будет просто тлеть, как человеческие волосы. Что ж, придется строгать сломанные доски.

Я тру ладони, притопываю и припрыгиваю, а потом принимаюсь за доски. Я стараюсь, чтобы щепки были тонкими, но ладони у меня еще мокрые, и щепки получаются толще, чем спички. Для хорошего розжига они должны быть тонкими, как грифель карандаша. Если бы моя одежда высохла, я бы сделала трут из ниток, но одежда еще сырая.

Дождь почти перестал, он теперь еле стучит по крыше.

Продолжаю отдирать доски. Одна из поперечных планок довольно слоистая.

Я передаю ее мальчику и говорю:

– Возьми камень и соскребай стружку для костра. Чтобы поменьше была. Понял?

Мальчик работает медленно, он целиком сосредоточился на выполнении поставленной задачи. Хороший мальчик. Умный. Его отец, наверное, был хорошим человеком. Или дед. Скорее всего, он шел с дедом.

Когда у меня скапливается целая горка сухой стружки, я переключаюсь на саженец и отрезаю от ствола несколько маленьких веток. Потом переворачиваю его и проверяю, не остались ли подходящие ветки на другой стороне. И вот тогда-то и замечаю торчащий из земли кусочек мешковины.

Фил из Хитроу говорил: «Любой материал, который можно разделить на волокна, подходит для розжига костра».

Тяну за мешковину. Она больше, чем я думала, – полметра драной мешочной ткани.

Фил говорил: «Для того, кто решил развести костер, растрепанные нитки – золотая пыль».

Я стряхиваю землю с мешковины, вставляю в нее нож и начинаю отделять нитки. Вскоре у меня в наличии целая горсть золотых нитей.

Костер развожу так, как учил Фил. Я хорошо запоминаю такие вещи. Сооружаю вигвам. Сначала тонкие, как спички, палочки, потом немного стружки, которую настрогал мальчик, а уже после этого – ветки от саженца. Оставляю между ветками пространство для воздуха и небольшое пространство у входа в вигвам для ниток мешковины.

«Это, – учил меня Фил, – называется „гнездо для трута“».

Костер готов, и я достаю огниво. Когда-то оно принадлежало Филу. Я сожалею, что пришлось его украсть, пока Фил спал, но, как я уже говорила, в нынешние времена полно оправданий для воровства. Жаль только, что Фил назвал мне свое имя. Когда не знаешь имени человека, с ним проще сделать то, что нужно сделать.

Огниво Фила – теперь мое огниво – это цилиндрический прут длиной с мой указательный палец и шириной в половину его. С одного конца в нем просверлена дырка, в которую продета петля из кожаной полоски, с ее помощью легче удерживать огниво возле запястья. Выбить ножом искру из огнива – плевое дело. Мне нравится смотреть на искры. Нравится, как нитки ловят искры и загораются.

Задвигаю загоревшееся «гнездо» внутрь вигвама.

Огонь занимается. Сначала появляется маленькая оранжевая вспышка в желто-черном ореоле, а потом – фонтанчик искр и первый треск загоревшихся стружек. Я стою и наблюдаю, пока не убеждаюсь в том, что «гнездо» выполнило свою работу и костер не погаснет.

Потом беру свои мокрые вещи и отжимаю их в дыру завалившейся стены. Мальчик наблюдает за мной, потом подбирает с земли свою одежду и старательно повторяет мои действия.

– Хорошо. Хороший мальчик, – неожиданно для себя говорю я, как будто я – его мама.

Его мама.

Но он плохо отжал одежду, руки-то у него не такие сильные, как у меня.

Я беру одежду мальчика и отжимаю сама:

– Вот так.

Потом подыскиваю место ближе к костру, где можно все развесить. Стенка из гофрированного металла кое-как прибита гвоздями, и некоторые из них забиты не до конца. Я использую их как крючки – рубашки подвешиваю за петли для пуговиц, а штаны за шлейки для ремня. Свою куртку наполовину вывешиваю в щель завалившейся стены. Надеюсь, ветер ее хоть как-то просушит.