– Ладно, короче говоря, мне надоела эта конспирация. – Вова, с сожалением посмотрел на котлету, но она в желудке была уже явно лишней, и перевел взгляд на Михайло. – Дело как я понял в том, что года три назад решили дите еще одно завести, а желание не совпадает с возможностью?
– Ну, так… это… – Михайло совсем смутился – ну я как мужик еще ого-го! А вот с дитем не получается…
Ребята сильно сомневались, что хозяин «еще ого-го», но распространяться на эту тему не хотели. Дело было и сложное, и весьма кропотливое. Если бы у мужика вообще не работало, тогда проще, а тут… тут предстояла работа и трудная. Маришка, взяла Веру за руку и, что-то шепча ей, пошла в дом. Вова достал из рюкзака «батарейку», до упора накачанный энергией амулет.
– Баня у тебя есть?
– Дык, конечно, косточки попарить захотелось? – Михайло, не знал, как себя вести с ведунами, на вид как дети, лет по шестнадцать-семнадцать, а глаза в душу заглядывают, страшненькие глаза. Да и кум трясся весь, когда рассказывал, как эти детишки сначала его вылечили, а потом четверых мужиков как котят раскидали. Может и зря с ними связался, ничего, вон, Андрюха с контрактной службы скоро вернется, а Верка прицепилась – хочу дочку.
– Косточки парить будем потом – мысли Михайло, так отчетливо проступали на его лице, что Вова невольно улыбнулся – пока протопи чуть-чуть, что бы вода не холодная была, а если есть водонагреватель, то и печь не включай. Принеси туда таз литров на двадцать, не меньше. Полотенца, тряпки и ведро чистой питьевой воды.
Михайло засуетился, руки у него предательски дрожали. Он вынес из сарая два таза, эмалированный и пластиковый, чтобы спросить какой лучше. С крыльца спускались молодая ведунья и Верка. Глянув на них, Михайло уронил оба таза и даже не вздрогнул от сдвоенного пластмассового и металлического звона. Девка была одета в длинную до пяток рубаху из некрашеного льна, светлые волосы, рассыпанные по плечам практически сливались цветом с тканью, а глаза из страшненьких, стали откровенно пугающими. Светились какими-то искрами, толи солнце так падало, толи ведьма силу показала. Но гораздо больше его поразила собственная жена. Такой Веру он не видел никогда. В ночной рубашке, с распущенными волосами, она сбросила лет двадцать и выглядела юной. Груз забот, согнувший плечи и склонивший голову исчез, молодая и красивая, совсем не эту женщину Михайло профилактически «метелил» раз в месяц. Ох, промелькнула в его голове мысль, что же я натворил? Жену теперь в кулак не возьмешь, зря, зря я связался с ведунами.
Вера посмотрела на него и улыбнулась, без страха. Просто как другу, Михайло попытался скроить ответную улыбку, но лицо одеревенело. Он только лишь часто моргал. Женщины пошли по огороду к луговине, что тянулась до самой реки. Маришка что-то напевала звонким голосом, Вера послушала и начала подпевать. Чистый сильный голос без сомнения принадлежал жене, у которой на ушах медведи гопак танцевали. Слов хозяин разобрать не мог, но за рубахой скребли кошки, как будто он что-то упустил в жизни, хорошее, радостное. Хотя и дом вроде богатый, и сына на ноги поставил, а все равно жизнь зря прожита. Мысли – не мысли, скорее чувства, Михайло не мог определиться, неслись в голове. Из круговерти его выдернул голос Владимира:
– Кончай варежку разевать. – ведун придирчиво осматривал ворох полотенец и складывал каждое отдельно – Это они должны в одиночестве сделать, как и мы.
– А?…
– Ты таз похуже бери, все равно, отмыть потом не сможешь, легче будет выбросить. Пошли!
Михайло в последний раз посмотрел на идущую по лугу жену, еще такую знакомую и уже такую чужую. Матюкнулся и пошел в баню. Никаких заклятий, зелий и прочего, с чем у нормального человека ассоциируется колдовство, Вова делать не стал. Сначала усадил порядком струхнувшего Михайло на лавку и сказал:
– Тело тебя плохо слушается, потому что ты за ним плохо ухаживаешь. Сейчас я тебя начну чистить, больно не будет, но будет очень противно. Это я тебя заранее предупреждаю, не вздумай сбежать, цикл надо пройти полностью.
– А таз-то зачем? – сказал хозяин наобум.
– Сейчас поймешь! – рассмеялся Вова и хлопнул Михайло ладонью по лбу.
Михайло хотел было возмутиться, как-никак, он старше этого молокососа лет на двадцать пять, если не тридцать, хотел, да не успел. Его бурно вырвало. Он понял, зачем таз, а когда грязь начала выходить и из других отверстий, почему такой большой. Так плохо ему не было даже после знаменитой на всю округу свадьбы Косарей, где перебравший Михайло на столе стриптиз танцевал. Через пять минут из пустого желудка начала извергаться черная жижа. Ему стало страшно, мутными слезящимися глазами он посмотрел на стоящего рядом Вову. Парень был спокоен, даже жуткий запах, похоже, не беспокоил его. С надеждой, что ведун знает, что делает, Михайло продолжил самозабвенно блевать.
Читать дальше