Фредерик Пол - Туннель под миром

Мог ли Буркхардт догадаться, что он робот?

— Все мы, — сказал он, почти не сознавая, что говорит вслух. — Моя жена, и моя секретарша, и вы, и соседи. Со всеми нами одно и то же. Все мы…

— Нет. — Голос девушки окреп. — Не совсем одно и то же. Я сама, видите ли, захотела этого. Я… — теперь ее губы кривились уже не из-за нервных судорог. — Я была уродливой женщиной, мистер Буркхардт. Мне было уже под шестьдесят. Жизнь прошла мимо меня. И когда мистер Дорчин предложил мне начать новую жизнь в образе красивой девушки, я ухватилась за эту возможность. Поверьте мне, я ухватилась за это, несмотря ни на что. Мое тело из плоти и крови все еще живо… оно спит, пока я здесь. Я могу возвращаться в него. Но я никогда этого не делаю.

— А все остальные?

— С ними не так, мистер Буркхардт. Я работаю здесь, выполняю распоряжения мистера Дорчина; составляю таблицы результатов рекламных испытаний, наблюдаю за тем, как вы и другие живете по его указке. Я делаю это по своему выбору, а у вас выбора нет, потому что… потому что… все вы мертвы.

— Мертвы? — воскликнул Буркхардт; это был почти вопль.

Голубые глаза смотрели на него не мигая, и он знал, что это не ложь. Он проглотил слюну, невольно восхищаясь сложными механизмами, которые заставляют его глотать, потеть и есть.

Он сказал:

— Значит, взрыв, который мне снился…

— То был не сон. Вы правы — он был настоящий, и все из-за этого завода. Газгольдеры взлетели на воздух, и те, кто уцелел после взрыва, немного позже задохнулись. Но почти все погибли во время взрыва, двадцать одна тысяча человек. Вы умерли с ними, и этим воспользовался Дорчин.

— Проклятый кровопийца! — прошептал Буркхардт.

Перекошенные плечи подергивались с каким-то странным изяществом.

— Что ж, вы умерли. И вы, и все остальные стали такими, как хотелось Дорчину… целый город, прекрасный кусочек Америки. Мертвый мозг можно использовать так же легко, как и живой. Даже легче: мертвый не может сказать «нет». О, это потребовало труда и денег — весь город был в развалинах, — но полностью восстановить его не составило большого труда, в особенности потому, что не нужно было точно воспроизводить все детали.

Те из домов, где мозги обитателей были полностью разрушены, остались внутри пустыми, не были восстановлены и подвалы, от которых не требовалось слишком большого совершенства, и улицы, не имевшие существенного значения. Во всяком случае, все должно продолжаться только один день. Один и тот же день — 15 июня — снова и снова; и если кому-нибудь это покажется странным, его открытие не успеет стать достоянием большого числа людей и повредить ценности испытаний, потому что в полночь все ошибки аннулируются.

Она попыталась улыбнуться.

— День 15 июня, мистер Буркхардт, — это сон, так как на самом деле вы этого дня никогда не переживали. Это подарок мистера Дорчина, сновидение, которое он посылает вам, а затем забирает обратно в конце дня, когда у него появятся все данные о том, на скольких из вас подействовал тот или иной вариант той или иной рекламы; и ремонтные бригады спустятся в туннель и пройдут через город, чтобы своими маленькими электронными шлангами смыть очередной сон, после чего он начинается сначала. И все происходит 15 июня…

Всегда 15 июня, потому что 14 июня было последним днем, в который каждый из вас может помнить себя живым. Иногда бригады кого-нибудь пропускают, как пропустили вас, потому что вы лежали под лодкой. Но это не имеет значения. Пропущенные сами выдают себя, если показывают, что помнят происходившее с ними… Но мозги тех из нас, кто работает на Дорчина, никто не промывает. Когда энергия выключается, мы засыпаем, как и вы. Однако, проснувшись, мы все помним. — Ее лицо дико исказилось. — Если бы я только могла забыть!

Буркхардт недоверчиво произнес:

— И все для того, чтобы продавать товары! Это должно стоить миллионы!

Женщина-робот ответила:

— Совершенно верно. Но и Дорчин заработал миллионы. И это еще не все. Если он найдет слова, которые заставят людей действовать, вы думаете, он на этом остановится? Вы думаете…

Дверь открылась, и она не окончила фразы. Буркхардт заметался Вспомнив о бегстве Дорчина, он поднял с пола револьвер.

— Не стреляйте, — спокойно приказал вошедший.

То был не Дорчин, а еще один робот, не замаскированный с помощью пластмасс и косметики, а неприкрыто блестевший. Он сказал металлическим голосом:

— Забудьте обо всем, Буркхардт. Вы ничего не добьетесь. Дайте мне револьвер, пока вы не натворили еще каких-нибудь бед. Сейчас же дайте его мне.