Кристина Чокнутая KARAMELka - Никто, кроме нас

–Гхм-Гхм. Добрый день, дорогие жители нашего города! Этот яркий, праздничный день, являющийся для всех нас днём памяти и скорби, очень скоро станет для нас ещё более значимым. Ведь сегодня, на двадцатую годовщину окончания самой страшной войны в истории человечества, мы торжественно открываем не просто новое здание, не просто уникальнейший в своем роде архитектурный памятник, но и ступень в новое будущее. Мы делаем шаг в лучшее, совершенно иное, единое общество.

Мужчина ненадолго остановился и развел руками в сторону огромной зеленой конструкции, занавешенной огромной площадью непромокаемой ткани с эмблемой восьмиконечной звезды.

–Акассея будет местом вечного мира для каждого индивидуума на этой планете. Именно здесь будут мирно решаться все возможные конфликты и проблемы.

В этот момент очередной порыв ветра кинул в сторону сцены целую охапку песка. Мужчина сразу же схватился за шляпу на своей голове. Часть ткани на здании задралась и углом принялась лупить себя по эмблеме. День двадцатилетия победы выдался далеко не ясным и солнечным. На удивление даже военные самолёты не смогли разогнать приплывшие к нам темно-серые тучи.

–Дорогие..– тут пауза по причине попавшего в рот песка,– дорогие дамы и господа!– прокричал человек сквозь расшалившиеся потоки воздуха, не забывая при этом держать свою шляпу,– представляю вашему вниманию Акассею!

На его последних словах хлынул ливень. Толпа резко зашевелилась, стараясь спрятать себя от льющейся с неба воды. Учителя громко засуетились о том, чтобы никто из нас не покинул свой пост. Я взглядом нашёл на противоположном конце толпы Майю – она стояла и смотрела на ровные линии солдат Защиты, неизменно стоявших по стойке «смирно». Вода капала с козырьков их фуражек, ручейками стекала по подбородкам, но все они как один держали спины прямо, а руки ровно по швам своих серых курток.

Заиграла торжественная музыка, и я обернулся в другую сторону. Ткани уже не было – она лежала на земле, пока группы людей в форме пытались её свернуть. Посреди улицы из земли росло и тянулось в самое, затянутое тучами, небо Аустерлица утонченное, высокое, роковое и прекрасное здание. Моя Акассея. с этого ракурса она была похожа на жемчужину, тихо хранящуюся под надёжными стенками своей ракушки. В многочисленных её окнах отражалось бескрайнее пасмурное небо. Я застыл в восхищении, наблюдая, как облака отражаются в длинных чередах её бесчисленных окон. Дождь продолжал поливать всё вокруг, включая шевелящуюся толпу и неподвижные строевые линии Защиты. А через дорогу от меня стояла моя сестра Майя.

Через три недели мы были ошарашены новостью, что она собирается стать одной из них.

* * *

Не могу поверить, что и они туда же. Мы так долго искали кого-то, кто может взяться за реставрацию, и тут на тебе! И эти строители повелись на глупые суеверия.

Об этом думал я, следуя за секретаршей своего начальника по коридору. Она и сама являлась ярким примером темы моих рассуждений: несмотря на неудобные каблуки, сотрудница шла очень быстрым шагом, ровно вытянув спину и подняв вверх подбородок, словно ей было катастрофически срочно надо на очень, очень важное дело. Обычно общительная со всеми в своем окружении, Тётя Люда, как и большинство людей в строительной компании, всеми возможными способами старалась избегать контактов со мной. Несколько раз я даже видел, как она перед общением со мной украдкой потирала свои разноцветные обереги, которые всегда носила с собой.

В окнах мелькала фигура одного из мемориальных памятников, заполнивших этот город. Они были видны почти из каждого здания в городе. Нередко проходя по офису я разглядывал ее в окнах. Но чаще я посматривал на другой объект, уникальный и восхитительный, возвышающийся над городом, пусть и не доделанный ещё до конца, но уже неизменно прекрасный. Моя Акассея.

Случайно или нет, но, смотря себе под ноги, я столкнулся с менеджером отдела проектов и еле удержался на ногах.

–Смотри, куда идешь, Бэй, или статус не позволяет? Слышал, тебе теперь есть, чем заняться. Работать – это не на камеру распинаться, да?

Эдди. Этот на редкость общительный ко мне человек не скупился на слова, испускающие неприкрытую неприязнь. Отойдя от нас на полкоридора, он обернулся и добавил:

–Да, сегодняшнее недоразумение на твоей голове – один из самых раздражительных в твоей коллекции помойных горшков.

Он никогда не забывал сказать что-нибудь про мою шляпу. Может, ему приносило это какое-то удовлетворение, может, составляло обязательную тренировку его язвительной части мозга; я был почти уверен: в ежедневнике Эдди обязательно имелась отдельная колонка, в которую он отмечал все метафоры, придуманные им для моих шляп. Мы зашли в кабинет с документацией, и Тётя Люда сунула мне несколько вытащенных из папки отчётностей бумаг.