Тарас Бурмистров - Смерть на курорте. Расследование кровавых преступлений в одном мистическом городе, которого нет на карте

Ночной город опустел, и теперь уже Лунин чувствовал себя в полном одиночестве. Погасли даже фонари на улицах. Пройдя главную улицу до конца, он увидел единственный источник света – чье-то запоздалое окно, светившееся в полумраке. В пятне желтого света, лившегося оттуда, Лунин увидел стенд с газетой и остановился узнать городские новости. Они всегда были так колоритны и могли бы придать его работе особое местное очарование.

Первое, что бросилось ему в глаза, было большое объявление на второй полосе:

Решением Революционного Комитета принято отметить боевые заслуги нашей героической столицы и чтобы разорвать связь с прошлым, ПОСТАНОВЛЯЕТСЯ городу дать новое название – БРУДЕРБУРГ. Старое имя не рекомендуется отныне к употреблению. Больше мужественности, братья, и вместе мы перевернем мир. Да здравствует Революция!..

Ошарашенный новостью, Лунин перевел взгляд на первую страницу так быстро, как будто рядом с ним в темноте взорвали заряд фейерверка. Там было не менее увлекательно:

Настоящим ОБЪЯВЛЯЕТСЯ, что настала пора взять нашу судьбу в собственные руки. По воле народа и стремления его к независимости МЫ ОБЪЯВЛЯЕМ себя носителями высшей государственной власти. Республика становится суверенной и отдельной от всех народов.

Дальше шел объемистый документ на всю газетную полосу, в котором мелькали слова: «Национальная и мировая миссия… вековая мечта о свободе… право определять свое будущее… надеемся на понимание и благоразумие народа России и его хорошо всем известную выдержку…» Заканчивался он абзацем:

«Мы обращаемся ко всем гражданам республики и призываем их честно исполнить свой патриотический долг и встать на защиту страны от возможных посягательств. Каждый должен сделать все от него зависящее для сохранения твердого порядка. Наш народ стоит перед историческим выбором, это последний и решающий момент в его жизни. Да поможет нам Бог!»

Подпись гласила: глава Революционного Комитета, председатель и член исполкома партии – и еще с полдесятка должностей перед фамилией. Длиной и изобретательностью этого списка стоило восхититься отдельно.

Холодный ветер трепал намокший край газеты, дождь сыпал мелкой водяной пылью. С фотографии под текстом на Лунина глядело очень знакомое лицо.

В легком умственном оцепенении он добрался до гостиницы, обернулся еще раз на мрачное море и волны, поднимавшие гребни с пеной все выше, и перевел взгляд на свой литературный кабинет, который он так полюбил и хотел им насладиться еще и с внешней стороны. Найти его было нетрудно – это был угловой номер на третьем этаже.

Окна мягко светились. Это было странно: он не мог оставить включенным свет в комнате, потому что не зажигал его, входя. Может быть, его забыла погасить горничная после уборки, но это тоже было непонятно – убирать там пока еще было нечего.

Поднявшись по лестнице, он прошел по коридору, чувствуя беспокойство и нетерпение. Дверь в номер была приоткрыта. Возможно, открывать ее не следовало – интуиция подсказывала ему, что его замкнутое существование на этом могло закончиться, а «открыть тексты» можно было, только если полностью «закроешь жизнь», эта мысль давно ему нравилась. Скорее, стоило удалиться оттуда потихоньку и подыскать какую-нибудь другую гостиницу, а лучше новый город, и начать все заново.

Потянув на себя ручку и помедлив еще мгновение, Лунин глубоко вдохнул и открыл дверь. И тут же с облегчением выдохнул: в комнате, в глубоком кожаном кресле у окна, сидел еще один давний знакомый. Увидев Лунина, он приветственно помахал ему рукой.

– Привет, Мишель! Долго же тебя не было.

– Кириллов! Максим, как ты тут оказался? – спросил изумленный Лунин. – Ты давно в Систербеке?

– Мы больше не называем его Систербеком, – ответил Кириллов с благодушным видом, – теперь его имя…

– Знаю, я уже видел, – перебил его Лунин. – Но что ты тут делаешь вообще? Как ты попал в номер?

– Просто заглянул на огонек. Дверь была открыта. Слушай, я у тебя в гостях, но может, ты сядешь?

– Как ты узнал, что я здесь? – спросил Лунин, проходя и вешая на вешалку мокрый плащ. – Я заварю чаю, если ты не против.

– Все в свое время, – ответил Кириллов, откидываясь на спинку кресла. – Чай давай. Это я о новостях, а не о чае.

Лунин пожал протянутую ему руку, сел в кресло напротив и включил электрический чайник на столике. Ветер за окном делался все сильнее, но вскоре шум от закипающей воды начал его заглушать.