Гоар Маркосян-Каспер - Париж был так прекрасен…

Каким-то образом ей удалось пробраться к самому оцеплению, она оказалась невдалеке от памятника Людовику, поднявшись на цыпочки, попыталась разглядеть, что, не знала сама, и вдруг увидела Ива. Он стоял внутри оцепления в десятке метров от нее и разговаривал с парой хмурых мужчин в штатском, на нем были те же старые джинсы, что и в прошлый раз, однако вместо майки синяя трикотажная рубашка с короткими рукавами, она пожалела, что не успела надеть новую блузку, но тем не менее крикнула:

– Ив!

И он обернулся. Не только обернулся, но оставил своих собеседников и подошел к ней.

– Медора! Что ты здесь делаешь?

Она растерялась и пролепетала:

– Что и все.

Ив хмыкнул. Она попробовала объяснить:

– Я хотела увидеть…

– Ну и? Увидела?

Она безмолвно кивнула.

– Собираешься тут остаться?

Она замотала головой.

– Тогда пойдем.

Он огляделся, Дора думала, что он прикажет ее пропустить, но ничего подобного он не сделал, а сказал:

– На Риволи не протолкнешься. Проще выйти к Сене. Иди в ту сторону.

И сам зашагал вдоль оцепления туда же. Дора пробралась сквозь толпу, у ворот, где оцепление кончалось, они встретились и вышли на набережную. По мосту Карузель тоже шли люди, но не столь плотно, и Ив предложил:

– Как насчет того, чтобы перейти на Левый берег? Можем заглянуть ко мне, угощу чашкой кофе.

Дора кивнула и несмело спросила:

– Ты работаешь в полиции?

– Упаси боже! Просто один из инспекторов, которые занимаются этим делом, мой сосед и приятель.

– Но ты знаешь, что случилось?

– Этот подонок подошел, не очень близко, конечно, бросил в окно маленькую гранату, специальную, там бронированные стекла, просто так их не пробьешь. Проделал дыру, потом подскочил и кинул внутрь бомбу.

– И кто это был?

Ив пожал плечами.

– Когда приехала полиция, от него оставалось только кровавое месиво. Тут же масса народу, набросились сразу.

Дора поежилась.

– Не одобряешь самосуда? – спросил Ив иронично. – Я тоже не одобряю. В принципе. Но смертной казни ведь нет. А эта сволочь бросила свою пакость в зал итальянской скульптуры. Где, между, прочим, Микеланджело. О живых людях не говорю, там было несколько десятков человек. Как минимум.

Дора промолчала. Она представила себе, как добрая сотня крепких мужчин, таких, какие шли, догоняя и обгоняя ее, по авеню де л, Опера, накидывается на некое человеческое существо, бьет в ярости чем попало, бьет до тех пор, пока от него не останется… как он сказал?.. кровавое месиво… да, но что осталось от тех несчастных туристов, которые прилетели, приехали, пришли полюбоваться картинами и статуями?..

Между тем, они миновали мост и оказались на левом берегу, Дора знала его плохо, провела всю свою совсем еще недолгую жизнь на правом и в здешних улочках-переулках ориентировалась слабо, собственно, никто от нее этого не требовал, надо было просто идти рядом с уверенно шагавшим Ивом, ей это нравилось, так давно она не встречала человека, с которым чувствовала себя покойно и надежно. Добираться было недалеко, несколько сот метров и три-четыре поворота, и они остановились у старого четырехэтажного дома.

– Я живу в мансарде, – сказал Ив, открывая дверь подъезда. – Лифта нет. Дойдешь?

– Как-нибудь, – засмеялась Дора.

На третьем этаже Ив кивнул в сторону одной из дверей.

– Тут живет мой друг инспектор. По воскресеньям мы с ним играем в шахматы, если, конечно, он не ловит очередного психа, он в антитеррористическом отделе… Ну вот, пришли.

Он отпер дверь и пропустил Дору в маленькую прихожую.

– Вперед! Направо ванная, налево спальня, а напротив студия, она же гостиная, столовая и кухня.

– Студия?

– Да. Я – скульптор.

Дора открыла рот и снова закрыла, за три дня, миновавших с вечера их состоявшегося при чрезвычайных, можно, наверно, так сказать, обстоятельствах знакомства она перебрала в уме множество профессий, гадая, чем может заниматься ее спаситель, но такое ей в голову не пришло. Переступив порог большой комнаты напротив, она сразу увидела несколько скульптур и побежала к ним. Они были не очень велики, в половину человеческого роста, и похожи на современные и не похожи, скорее не похожи, ибо это были вовсе не всякие бесформенные куски камня с непонятными выступами и впадинами, нет, это были фигуры людей с настоящими лицами и телами, но чем-то они отличались от классической скульптуры, наверно, чуть большими, чем естественные, вытянутостью и изгибами или некоторой нарочитостью поз, к примеру, тут была женщина, стоявшая на носках, чуть наклонившись вперед, словно вот-вот улетит, именно так, поскольку из такого положения можно только взлететь… Большего она подумать не умела, совсем в таких вещах не разбиралась, могла полагаться только на инстинкт.