Вот такие «Гротески», надо же. Хотя, что удивляться – нечто подобное Тони и предвидел в своём сценарии для мертвецов, рассчитывая, что к две тысячи сотому все повымрут. Он ошибся лишь в количестве вымерших. Таковых оказалось намного меньше, чем могло бы быть, а с учётом естественной демографии так и вовсе – людей существенно прибавилось. Как заметил однажды Милан Кундера в «Неведении», «в отношении будущего все ошибаются».
На Земле проживало теперь около десяти миллиардов несчастных, три четверти из которых составляли арабы; точней мусульмане, а уж откуда они конкретно явились, не суть. Солдаты Аллаха, безусловно, держали слово и весьма последовательно исполняли свои намерения вытеснить неверных, во всяком случае, из Европы. США пострадали в меньшей степени, и то, потребовалось, по меньшей мере с десяток боевых операций в Азии и кардинальное изменение иммиграционной политики при жесточайшем противодействии правозащитных организаций. Полезные идиоты будто специально работали на Хамаз, подыгрывая тем самым хитрожопой России. Они реально считали, что собаки Аллаха – как собака Софи: такие же мученики и несправедливо обиженные, вполне себе кроткие существа – мало ли кто подорвал себя на Манхэттене, псих какой-то.
Выставка гобеленов, короче, пошла на пользу. Тони кое-что прояснил, а, закончив осмотр, попрощался с Софи и набрал наудачу нью-йоркский номер Эллы Пильняк. Баффи долго не отвечала, но где-то с десятой попытки взяла-таки трубку (что, заметим, как раз и было предусмотрено Гомесом в его пресловутом сценарии).
– Да, Тони, знаю, мы в твоей книге, – ответила Баффи, – привет. Как сам?
Как же приятно было слышать любимый голос, изрядно забытый, надо признать, из-за дурацкой суеты последних дней в Vila do Conde.
– Пока не знаю, я только прибыл. Но в книге лучше.
– Ты скучал?
Не то слово, скучал. Он, по сути, и прибыл сюда из-за Эл. Из-за Эл и ещё чтобы сделать их союз неизбежным (хотя бы попробовать, скажем так). Она ждёт его, он приехал, они любят друг друга – такой сценарий.
– Не то слово, а ты?
– Я ждала тебя. В Нью-Йорке снова дают «Петрушку». Правда, многое изменилось. В две тысячи сотом вообще как-то странно.
Элла права. Многое выглядело теперь необычно: толпы людей (не протолкнуться), машины ездили без водителей, иные летали, и даже «Петрушку» давали, надо же, отнюдь не на русском, а на чеченском – официальном языке современной России.
– Даже опера на чеченском, – добавила Баффи, – нам вряд ли понравится.
– В РФ пиздец?
– Можно и так.
– А поехали в Монток.
– В Монток?
– Монток в феврале.
Он рассказал ей про Монток, как там красиво, безлюдно и тихо в это время, пустынный пляж, а дом у моря почти как фильме про Клем и Джоэла.
– Клементина мне нравится, мы чем-то схожи (две распиздяйки). Но ты ведь не Джоэл, – ответила Эл, маскируя презрение дутой иронией.
– Вот и посмотрим, вдруг что-то выйдет.
Но, нет, не вышло. Уже в дороге Элла сердилась, что-то язвила по каждому поводу, без повода тоже, а дома устроила настоящий скандал. Вот ведь зараза, расстроился, Тони, запершись в ванной, и, вызвав такси, отправил Баффи назад в Нью-Йорк.
Стало полегче. Ночь выдалась тихой. И ветер, и волны в заливе застыли, словно предчувствуя скорый исход. Исход – и ладно. Спустившись к морю, Тони добрёл до маяка. Маяк напомнил ему Скай. Там примерно такой же маяк и дом, где Гомес по книге провёл немало счастливых дней: плавал на лодке, встречал Новый год и даже влюбился однажды в русскую, а та вынесла ему мозг (он едва унёс ноги). В небе, словно песок, рассыпались звёзды, миллиарды галактик. В Москве такое не увидишь, да и на Скае как-то не так. Нечто подобное бывало в Конди – близость к экватору, что ли? «Как знать, возможно, и здесь – в своём распрекрасном приложении для мертвецов – я подобрался к финалу, – размышлял Гомес. – Некоторое время и повинуясь рефлексу, моё тело ещё чуть подёргается, но мысленно я уже буду файлом, переданным в дата-центр при каком-нибудь ВУЗе восточного побережья. Надеюсь, финал там хотя бы последний и мне не придётся править программу в состоянии смерти опять и опять».
Нет, не придётся. Никто не станет себя корить, сбившись со счёта, глядя на звёзды, их слишком много. Так же и Гомес: наутро проснувшись, он обнаружил «смерть» забавной. Во всяком случае, мир сносен, даже если принять во внимание возможность ошибок в его программе. Светило солнце. Небо, море. В самой дали на горизонте виднелась баржа.
Читать дальше