Сергей Смирнов-Кислород - В небо на сломанных крыльях. Как мы на костылях и каталках спасали Вселенную

Я другой о спинку стула опёрся, встал.

«Теперь, – говорит, – этой рукой мне на плечо опирайся… Ничего. Я буду за кавалера. Не стесняйся», – так и говорит.

Мне куда деваться! Положил ей правую руку на плечо.

«Стоишь?» – спрашивает.

«Стою, – отвечаю ей. – Только не понял я, кто у нас старший вожатый и на чью голову».

Она смеётся. В общем, обстановка слегка разрядилась. Она говорит:

«Давай тоже что-нибудь любимое вспомним. Может, что-нибудь из Дассена?»

«Ну, из Дассена, так из Дассена, – говорю. – Названий не знаю. Ты мелодию напой. Я вспомню».

Она и напела… Она тихо напевала, и мы танцевали! Прикинь! Мы танцевали, кореш! Я тебе скажу, так я бы смог целый час танцевать тогда… Только воспиталка хватилась. Про поздний ужин вспомнила, за кефиром побежала! А там и проверка уж пошла… Дело к отбою… В общем, дискотеку пришлось сворачивать… столы выносить и всё такое. А у меня всё это перед глазами ещё и ночью стояло… И эта музыка. Дассен… Алинка же выше меня. Пока танцевали, у меня прямо перед носом этот обруч от корсета её, это наше проклятое железо! И так мне её жалко стало, Алинку! Думаю, как она с этим жутким ошейником живёт, с этим чёртовым таганом! Головы ж не опустить! Но она молодец – год назад и шевельнуться не могла.

– И после всего этого ты её ещё «Павлинкой» кличешь, – не мог я выйти из роли инквизитора.

– Ты сегодня злой, Андрюха! – уже привычно отмахнулся Серёга. – Ну, ты ж соображаешь… видишь всё сам. Алина же, она ведь покрасивее Веры будет… Зато Вера моя душевнее, теплее… ага… Но я-то хоть и в железе, но сам-то ведь не железный. Мне в Алине нужно какие-то недостатки видеть, чтобы крыша не съезжала. Ну вот… А последнее время у меня сильное ощущение, что она на меня глаз положила и прямо следит. Вот я и выставляю заслоны. Хотя кто знает – может, они с Енотом обо мне сговорились. Енот, он себе на уме. От него всякого прикола можно ждать. Вот слушай и объясни мне потом…

Значит, Димыча выписали на следующий день. За ним пришли сразу после завтрака. Он в «гражданку» переоделся, пришёл, со всеми чин чином простился. Руки пожал. У нас один чувак, из послеоперационных, он на кровати лежал. Взял его руку и не отпускает. Говорит:

«Ну-ка смотри. Давай быстро ответы!»

И показывает ему задания лабораторной по химии, которая предстояла в тот день. Димыч ему быстро дал ответы на все задания. Парень записал, говорит:

«Спасибо! Вот теперь – до свидания!» Вот такой он, Енот! Головастый!

А потом уж мы прощаемся, и он вдруг говорит:

«Знаешь… а всё-таки хороший она человек… Хоть и странный, но хороший…»

«Кто „она“?» – сразу не врубился я.

– Аня Крылова.

Я ему в открытую:

«Димыч, ты что, напоследок после вчерашнего и вправду влюбился? Нет, ну, ты меня удивляешь. При первой встрече ты меня „мешком по голове“, и вот теперь при расставании – тоже».

Дальше я решил поприкалывать его. Говорю, мол, Димыч, а ты вообще сам всё помнишь, что здесь происходило и что ты мне про Аньку рассказывал?

А он мне:

«Э, нет, это ты зря спросил! Этим ты меня не возьмёшь! Всё я прекрасно помню! И как пластины с ноги вытягивала, помню; и как операций уже несколько ей делали. Загадок там много. И всё-таки добрая она, я это чувствую! И в этом тоже загадка! Может, и главная загадка. Я ведь больше тебя наблюдал за ней. И многое видел. Видел, как она малым помогает всегда… Не пройдёт мимо, когда кто-то уронил что-то или другая помощь кому-то нужна. Но не только это я тебе сейчас сказать хотел. Анька – это одно. Сможешь разгадать эту загадку – будешь „молоток“. Не сможешь – значит, не судьба нам».

Я смотрел на Димыча и уже не знал, что сказать. А он вдруг ещё больше меня обломать решил. Хитро так щурится и говорит:

«А вообще, может, и не было никакой загадки, а? Ну, показалось. Показалось – и всё!»

Я не выдержал:

«Димыч, ты что, с дуба рухнул?! – чуть не ору на него. – Или она тебя вчера и вправду так охмурила на танце, что ты сейчас под гипнозом у неё?»

«Охмурить меня невозможно, – гордо так отвечает. – У меня аналитический ум. А ты, кстати, к Алинке присмотрись. Она так на тебя смотрит…»

Вот зараза-провокатор! Я ему:

«Да при чём тут Алинка? Не интересует меня никакая Алинка. Меня наше дело интересует!»

А он вдруг скучный такой сделался. Артист он, а не аналитик! И говорит, прямо в обиду напоследок играет:

«Ну, вот и разбирайся с этим своим или нашим делом. А мне лишь одного жалко – не успел поспать на веранде. А так хотелось! Ты ж помнишь, как нас тут закаливают. Прошлый раз ещё в начале октября, считай, на улице спали. Но это после лета, я понимаю… считай, по инерции… А сейчас ещё после зимы холодно… Но ты сном на веранде тоже не увлекайся, чтоб не заболеть перед операцией. А теперь мне пора. Родители уже ждут… – И добавляет: – Да ладно. Без обид. Держись!»