Сандра Красникова - Вакуумная тишина

Нельзя сказать точно, сколько конкретно прождал он на холодных ступеньках, так как очередной сон сморил его.

И снится Ясону Григорьевичу тот же мост, на котором он стоит, те же мысли. А за его спиной – безграничное пространство, заполненное душами тех, кто погиб от ГСК. И ближе всех стоит Забытый Илья, еле опирающийся на костыль. Только он еще имеет лицо, так как не забыто пока его имя, но и оно уже расплывается в остатках человеческой памяти.

– За что вы погубили нас? – говорит Забытый Илья Олегович, но ни один мускул на его мертвом лице не двигается. – За чью идею умирают люди?

– За идею блаженного мира. Чтобы все были подчинены единому правительству, чтобы система государства работала, как некогда работали швейцарские часы.

– Разве убийство – это работа? Разве мы враги?

– Враги-друзья, соперники-соратники, слуги-предатели… сначала нужно определиться, по отношению к кому.

– По отношению к простым гражданам. Люди не могут не роптать – это в их крови. Всегда есть что-то обыденное, чего быть не должно, но что своим наличием раздражает население. Так было всегда. Так навсегда останется.

– А разве вам плохо сейчас? – Ясон Григорьевич чувствует, как сдерживаемые в течении последнего года слезы текут из глаз, а губы искривляет улыбка. – Всегда есть те, кому хуже. Они – живут! Они помнят о вас. Они борются ради вас. Они продолжают жить ради вас.

– Но почему тогда они должны жить и страдать, а мы – нет? Кто избрал нашу участь без нашего согласия?

– Меня уверили не в том, что я гражданин и должен защищать себе подобных, а в том, что я – лидер, намного выше вас, который должен уводить людей в пучину общественной жизни. От ваших смертей мне легче жить не стало.

– Но ты живешь!

Множество душ за спиной Ясона Григорьевича начало приближаться. Там были не только умершие из-за препарата, но и тысячи загубленных жизней сотрудников государственных учреждений, и остатки тех, кто кончал с собой из-за потери всех родных и родственников. «Лучше самому! – решает врач. – Я не позволю кому-то сталкивать себя! Я и сам собирался это сделать!». Ясон Григорьевич спрыгивает в мутно-желтую реку, и тут же, словно бы почувствовав ожог по периметру всего тела, он открывает глаза. Такие сны уже не в первый раз тревожат его, поэтому он давно перестал тревожиться на их счет.

– О, вы меня караулите что ли? – еще издали видна широкая улыбка, поэтому в имени ее носителя невозможно усомниться – это подходит Георгий Георгиевич.

– Нет, что вы… я лишь хотел приватно поговорить с вами, – встав на ноги, отвечает Ясон Григорьевич.

– И поэтому вы пришли ко мне домой? Похвально. Что ж, у меня, конечно, не очень-то и убрано, но проходите, если не боитесь грязи.

– Вы даже не будете меня спрашивать, как я нашел ваш дом?

– Глупо удивляться: это меньшее, что я могу ожидать от работника комитета ГСК при департаменте.

Дверь открывается, и Ясон Григорьевич оказывается в помещении из предсмертного сна, увиденного в больнице. Оглядываясь, он старается найти хоть что-то непохожее, но тот же пол, отсутствие мебели, полутьма и тот же гнилой запах мешают сосредоточиться.

– И вы живете здесь? – прикрывая рукавом нос, спрашивает член комитета.

– Обычным врачам не так много платят, поэтому – да. К тому же, этот дом мне дорог как память. Он принадлежал моему отцу, а тот получил его от деда. Этот дом – все, что есть у меня от родни, поэтому я и не смогу переехать. А что насчет запаха – это же ничего? Я-то уже привык…

– Можно подумать, у вас здесь несколько трупов в подвале…

– А почему нет? – ужасающая улыбка не сходит с лица. – Я – врач с собственным кладбищем. У вас-то таких, наверное, несколько будет.

«Зачем я пришел? – начинает лихорадочно вспоминать Ясон Григорьевич. – Чего я хотел? Убедиться? В чем? Я хотел чего-то большего… почему я не помню?»

– Так о чем вы хотели поговорить со мной?

– Ах, точно… – глаза врача бегают по комнате, стараясь зацепиться хоть на чем-то, но единственный элемент декора в комнате – портрет президента Ненашева. – У каждого времени свой идол, не правда ли? Пещерный человек, например, рисовал на скалах мамонтов и охотников-соплеменников. Древние египтяне строили пирамиды во славу душам своих императоров. Православные ставили икону Божьей матери в красном углу. И даже сейчас мы все еще ограничены обыденным рабством: мы вешаем портрет президента в офисах.

– Я так привык к портрету Василия Аристарховича, что уже не могу обходиться без его лица, смотрящего на меня. Я не раб. Я – гражданин, вольно решающий…