Арсений Коваленко - Кольцо. Абсолютная утопия. История про 13 Аркадиев и всего одного меня

– Учитывая сложную демографическую ситуацию, а так же нехватку рабочих мест, я бы рекомендовал совету по распределению назначить данного выпускника на восток, в должность помощника агронома, с последующей работой в поле на срок в 25 лет, с возможностью стажировки на должность агронома. Кто, что думает, господа? Есть возражения?

Мы не создаем новых культур, и помощниками агрономов у нас называют просто работников на поле, которые собирают картофель круглый год. А «стажировка» в агрономы – это стать бригадиром, и собирать картошку вместе с подчиненными. Проклятые жирные уроды, какой же я агроном? Я такой же агроном, как они тут умные люди.

Что-то надо было сделать. Ситуация вышла из-под контроля. Я попытался вмешаться в процесс моей судьбы:

– Я…

– Единогласно! Поздравляем вас, помните о своём великом вкладе в судьбу и благополучие кольца! Ведь вы будете кормить нас, а это высокий и почетный труд! Так несите его с высоко поднятой головой! Как завещал великий Аркадий первый!

Министр закончил читать мой «приговор», он опередил меня, я сначала не успел, а после его речи уже не знал, что сказать.

После приговора торжественно заговорил Аркадий 12-й:

– Великое распределение в кольце свершилось!

Я хлопал глазами, растерялся. Ища поддержки хоть у кого-то из пятёрки, я переводил взгляд с одного старого хряща на другого. Но везде отводили глаза, и никто не хотел на меня смотреть. Я почувствовал большое оскорбление и неуважение к себе, они не просто не слышат меня, они не хотят слышать. Но я ничего не мог сказать, и отказаться от должности тоже. Именно для этого тут и сидел наш главный полицейский, он же судья. Отказ от профессии – жестоко карается. Каждый должен работать, и приносить пользу кольцу. Проклятый кусок вечного железа, даже не полный круг, а просто кольцо. Я ненавидел в этот момент всех и вся. Министр подписал единственную бумагу и поставил печать, документ моего распределения, и передал дальше, каждый поставил свою печать и подпись. Лист, обычный лист, на котором была моя судьба, выдали мне, и попросили позвать следующего.

Я натужно попрощался, и вышел. В коридоре я внимательно изучил документ: распределить такого-то (вписано моё имя) на такую-то должность (вписана должность) на срок (вписан срок). Ещё пару ничего не значащих общих фраз про великое распределение и внизу несколько подписей, и пять колец печатей.

Почему-то мне казалось, что все это было вписано туда и до моего прихода, потому что министр только ставил подписи, или мне так показалось, этого я уже никогда не узнаю.

Я подошёл к секретарю и протянул ей лист, она поставила отметку секретариата на нем, даже не читая, и показала рукой на следующую дверь с надписью «Малая постоянная утверждающая рабочая группа кольца».

Вот это «утверждающая» почему-то родила в моем сердце призрачную надежду, что ещё не всё потеряно, и раз они утверждают что-то, то это можно и скорректировать. Я с надеждой открыл дверь, в лицо мне ударил теплый спертый воздух, тут кондиционера не было.

Аналогичное длинное помещение, но с другой стороны, было очень похоже на первое, где заседала «главная» комиссия. Бесконечный длинный зал и такой же черный стол, но тут все стены были уставлены шкафами с папками, и по шуму оно входило в резкий диссонанс с первым. За длинным столом сидело с полсотни людей, и все они что-то бурно делали. Со стороны это было похоже на единый конвейер, который штампует бумаги, и передает их дальше, и всё происходит по бесконечному кругу.

Я с несколько секунд наблюдал за этим магическим передвижением одной бумаги от одного человека к другому, и подошёл к ближайшему человеку и сказал:

– Вот мои бумаги, но я хотел бы…

Он не дослушал, а взял лист с печатями из моих рук, и внимательно изучил его. После чего спросил у меня:

– Хотел бы… Что бы вы хотели?

– Изменить…

– Абсолютно недопустимо, все изменения проводит главная комиссия, а мы лишь утверждающая рабочая группа кольца.

– Но послушайте…

– Документ начинает процесс утверждения, подождите!

После этого он подписал мою бумагу, и передал ее следующему. Я не успел протянуть руки за листом, но было уже поздно. Пока этот человек, имени которого я не знал, – я видел его лишь пару раз в одном из кафе на севере, говорил со мной, перед ним скопилось несколько листов, и он нервно их схватил и стал быстро изучать.

Мой же лист «поехал» дальше по столу, второй человек поставил на нем печать, и передал дальше. Так моя бумага отправилась в дальний путь, через семь или восемь человек, я уже не мог разглядеть, у кого конкретно мой документ с распределением следующих 25 лет моей жизни. Я ждал, а лист всё не возвращался, меня сковала беспомощность и полная беззащитность. Я один против всей этой бюрократической машины, которая пережевывала бедный одинокий листик, и мою судьбу заодно. Мне захотелось приложить этого человека об стол, чтобы на секунду прервать эту цепь и документооборот в нашем кольце.