Алекс Белов - Бифуркатор (СИ)

— Как проголодаешься, скажешь.

Чем можно заняться в яркий солнечный летний день, когда тебе тринадцать? Это же лето, чёрт побери, значит, оно создано для прогулок и убийства времени! Первым делом, в пустой детской, я набрал Стёпку.

Кто знает все три признака равенства треугольников? Стёпка.

Кто назовёт столицу любого государства? Стёпка!

Кто помнит каждую мелочь, увиденную за день? Опять Стёпка!!!

Мы называем его юным Холмсом. Блестящий ум мелкого детектива кроется не в объёме знаний, а в способности строить логические выводы. Не знаю, насколько он похож на героя Конана Дойля, но интеллект Стёпки не раз нас выручал. Особенно, когда в классе пропал журнал и подозрения пали на меня. Нет, ну в тот раз история сложилась по-настоящему детективная. Стёпка приложил все силы и облачил Егора.

Фанфары?

Приз за лучшее расследование?

Не-а. Синяк под глазом от Егора, который потом не сходил пару недель. Я чувствовал себя полным козлом, но ситуации предполагала два выхода: либо меня серьёзно наказывают в школе, чего с моей репутацией никогда не случалось, либо Стёпка находит настоящего виновника и получает от него по морде.

Я чуть не плакал от Стёпкиного благородства, когда тот решил пожертвовать собой ради меня. Поэтому, Стёпка теперь мой друг и брат навечно. Да, кстати, насчёт брата. Думаю, любой в тринадцать лет скажет, что у него есть друг, которого он ценит больше надоедливых младших братьев и сестёр. Я — не исключение. Иногда так хочется поменяться детьми. Я даже готов жить со Стёпкой в одной комнате, которая детская. Только мы уж назвали бы её по-другому. Что-то типа штаб-квартира ФБР.

Утром по номеру Стёпки отвечал стандартный женский голос, объясняющий, что телефон абонента отключен. И прежде чем лучший друг навестил меня в тот день, мой мир сдвинулся ещё на несколько метров.

Позалипав немного в компьютер, я в очередной раз звоню Стёпке, снова послан незнакомым женским голосом, и спускаюсь в гостиную, по которой разливается запах жарящейся баранины.

Куда делся опарыш? В кухне с мамой его нет, на втором этаже — точно, значит… Брата я нашёл во дворе. Мелкий всё ещё маячил в трусах и майке. Он сидел на второй ступеньке крыльца, обхватив руками колени, и смотрел исподлобья на ворота. За живой изгородью слышатся весёлые крики других ребят, Ринат с несколькими мужиками играют в преферанс на заднем дворе дома напротив, их смех доносится даже до меня. Да и трава под солнцем сочная, изумрудная, от белья, что колышется на верёвках, веет малиновым Ленором. И только взгляд Андрюшки мрачнее любой тучи.

— Опарыш, — зову я, поглядывая на копну непричёсанных волос. — Какие экономические проблемы решаешь?

— Думаю, может, убить кого, — спокойно произносит Андрюшка.

Честно говоря, эти слова в сочетании с утренним поведением меня немного пугают. И я выхожу из себя.

— Слушай, хватит себя так вести, а то…

Я не знаю, что придумать, а опарыш резко оборачивается и кидает в меня острый взгляд.

— А то что? — злобно шепчет он.

— Не знаю. Маме пожалуюсь.

— Вот тогда я тебя и убью, — произносит Андрюшка, но уже не злобно, а как бы неуверенно, будто размышляя, убивать или нет.

— Это обязательно, — киваю я. — Обязательно убьёшь, только хотя бы прикид сначала найди подходящий. Убивать человека в трусах как-то… низко для маньяка, не находишь.

Некоторое время опарыш смотрит на меня серьёзно. А потом начинает тихо смеяться, а в глазах странная печаль стоит. Нет, брата с утра и правда будто подменили, и пусть вручат мне Нобелевку, если б я знал, что с ним произошло. Хотя, как я уже говорил, люди боятся проблем, поэтому я и не хотел узнавать все подробности. Дурак.

Опарыш снова уставился на оградку, а я опустился на перила крыльца. Садиться рядом с Андрюшкой почему-то страшновато.

— Всё равно оденься, — говорю. — Соседи ходят, смотрят, а ты им что показываешь?

— А я что угодно могу показать, и мне ничего не будет! — восклицает Андрюшка и снова смотрит на меня, теперь его глаза влажные, будто он плакать собирается.

— Тебе будет нагоняй от мамы, — усмехаюсь я.

— А плевать!!!

И вдруг опарыш вскакивает и несётся к оградке. Я слишком медленно реагирую, и успеваю лишь ошарашено спуститься на доски пола, когда Андрюшка вскакивает на оградку, — а она у нас низкая с плоской окантовкой — и снимает трусы.

У меня челюсть отвисает. Я бегу к опарышу, а тот уже трясёт задницей и кричит на всю улицу: