Carinetta - Созвездие Сердец

– Откуда ты знаешь?.. – пролепетал ошеломлённый Тигот.

– Переспала с одним гномом, пообещав ему тебя в качестве трофея за победу в грядущей войне. Они тебя помнят! И на черта это ты им сдался? Постой! Не отвечай. Я сама тебе потом всё расскажу! Обожаю раскопку чужого грязного белья! Но вернёмся к дергунской девке. Я заподозрила неладное, когда ты струсил заколоть её мечом, а после так отчаянно рвался расправиться с ней! Да ведь и я соврала тебе: никогда ты не ел детской плоти! Её не готовят для прислуги, идиот!

– Я бандит и убийца! Я убил своего сына! Изуродовал Нильбертилль! И самовольно пришёл к тебе – подчиняться тебе, тебе, Гиида – царица Гроттоскама! Ада при жизни! Разве этого тебе не достаточно? Разве это не доказывает, что я головорез и конченый ублюдок?! Я страстно служил тебе семь лет! Я старый кузнец, от меня и не было бы проку на поле битвы! Но я одел твоих солдат! И не убил лишь безобидную девчонку, потому что убил своего сына! Я прикончил своего мальчугана и поклялся перетравить хоть весь королевский двор, но больше никогда не тронуть ребёнка!

– Трус! Ты оставил в живых свидетельницу моего провала! Выковал и сам же упустил капризный меч! Уплывший вместе с моим позором и всем гроттоскамским дерьмом прямо к лону Дергуны, идиот! И туда же пристроил малолетнюю суку, что уже умеет говорить и проболтается, как пить дать!

Гиида так неистово орала, что Тигот понял, что они наверняка совершенно одни и стража слишком далеко, чтобы их услышать.

Когда-то, ещё при дворе, Тигот часто истязал и наказывал себя. Он был вдали от кузницы, но хорошо знал металл. Экспериментируя с кухонными ножами, Тигот невольно столь же хорошо узнал и свою кожу, её нрав и особенности. Придя к Гииде, он был уже не молод, но по-прежнему чертовски хитёр и предусмотрителен.

Носить оружие полагалось только царице Гроттоскама Гииде и её страже. Простой кузнец мог таскать с собой в лучшем случае короткую верёвку, но и её отобрали бы, приди он с ней к царице в баню. Поэтому в ночные часы, когда все спали, а ему разрешали работать, Тигот аккуратно подрезал обвисшую кожу на своём плече. Раны можно было спрятать или свалить на острия оружия, которое приходилось таскать охапкой прямо за пазухой. Да и кому из уродов интересны чужие какие-то там болячки? Здесь все мочились и рыдали кровью.

Тигот подрезал и подшивал кожу на плече, пока не сшил в нём самый настоящий карман. Туда он спрятал большой гвоздь, который стража не нашла при обыске перед царской баней. И видя, что царица обнажена и поглощена яростью, Тигот ловко вытащил его из узкого кармана в коже плеча, подскочил к Гииде, заревел для собственной храбрости и что было мочи пригвоздил левую ступню царицы прямо к каменному полу. Гиида взвыла, подорвалась с места, но не смогла оторвать ногу от камня и ещё пуще заорала от невыносимой боли. Тигот отчаянно запрыгал по каменистым стенам и удрал через окно в потолке, откуда пробивался лунный свет.

– Стойте! – вдруг остановился Оре. – Я чувствую… Я кое-что чувствую!

– Что, что стряслось?

– Рука… Она где-то рядом!

– Я тоже часто чувствовал, будто мои волосы больно путаются в ремнях рюкзака, после того как Дюмито одной проклятой ночью обрил меня наголо! Привыкнешь, друг! Жаль только, рука не отрастёт…

– Да говорю же вам! – Оре размотал повязку со своего обрубка. Запёкшийся было конец горел и мерцал, и из него сочилась янтарная кровь.

– Вот дела! – Юм нервно почесался.

Дюм наклонился к светящемуся обрубку, озарившему его лицо, а затем повернулся к Юму.

– А твоя лысая башка даже солнце не отражала! Надо было заодно и её болтливую половину отрезать!

Юм пнул Дюма по голени. Дюм пнул Юма в ответ. Юм толкнул Дюма в плечо. Дюм толкнул сильнее. Юм с криком бросился на Дюма – и оба повалились в пыль.

– Угомонитесь вы оба! – рявкнул Оре, сидевший молча и с закрытыми глазами. Братья, отряхиваясь, послушно встали.

– Она где-то близко. Но из-за вашей драчки я её не чую!

Юм и Дюм замерли на месте. Оре поводил носом. Зажмурил глаза. Сделал выпад, пронзая обрубком воздух. Потом резко ещё раз – в другую сторону. Потом лихо развернулся и вонзился обрубком в невидимого противника сзади. Неуверенно потоптался и обречённо рухнул на камень.

– Нет, не могу. Ничего больше не чувствую… – Оре повесил голову.

– Может, погуляем по округе? Будем идти туда, где твой локоть засветится ярче!

– Боюсь, он уже остывает, – обречённо произнёс Оре. – Я слишком устал. И теряю связь…