Юрий Скрипченко - Химиосити

– Дети, урок окончен. Продолжим завтра. Встречаемся на Принципальной площади в полдень. И попытайтесь раздобыть какие-нибудь чувства. Может, родители помогут?

Дети кивнули, и стайка моментально рассосалась. А девушка повернулась к К., который сидел на скамейке с брюзгливым лицом.

– Нажми уже что-нибудь. Нет сил смотреть на твою постную рожу.

Девушка кивнула и утопила рычажок. Лицо сделалось радостным и безмятежным. Она присела на скамейку рядом с К.

– Давай знакомиться. Меня зовут Хохотушка Хи. А тебя?

– К.

– Ка? В смысле – буква? Тебя назвали буквой?

Она рассмеялась колокольчиком.

– Очень смешно. Тебя вообще зовут как собаку. Или домашнего хамелеона.

– Хамеле… А что это?

– Неважно.

Название этого животного К. тоже почерпнул из исторического альманаха, но совершенно не представлял, что это за зверюга и как она выглядит.

– Ты только приехал, да?

– Точно. И почему-то я был единственным, кто сошёл.

– Такое бывает, – ласково сказала Хи и попыталась его погладить,

К. буркнул, что он не домашнее животное и уж совсем не мягкая игрушка и отодвинулся с лицом совершенно оскорблённым.

– Наверное, все, кто хотел, уже побывали на Фабрике Грёз. А больше у нас и смотреть не на что. А почему приехал ты?

– Охота к перемене мест.

– Ты такой трогательный. Всего за минуту сменил шесть эмоций. Я тебе так завидую.

– А что не так с вами? Почему вы такие деревянные?

– Деревянные, – она пожевала странное слово, – Мы не деревянные. Мы обычные – из мяса и костей. Просто не можем сами чувствовать. Иногда – когда у меня есть грусть – я печалюсь по этому поводу. Но ведь в мире почти все такие. Неужели ты про это не знаешь?

– Про что? Я издалека.

– Про химические чувства.

– Говори.

Лицо её словно исчерпало радостный ресурс и снова сделалось непроницаемым:

– Боюсь, я не в настроении. Так чем могу помочь?

– Мне нужны ночлег и работа. Именно в такой последовательности.

– Я как раз сегодня купила карту. Всё там отметила. Надеялась перепродать туристам. А турист сегодня всего один.

– Сколько?

– Надеялась отдать за… У тебя, наверное, пигмейские чешуйки, да? За две монетки. Но ты меня заинтересовал – люди же интересуются, когда хотят что-то узнать, да? Поэтому я отдам карту просто так. Если потом расскажешь свою историю. У нас тут порой так скучно.

– Давай уже свою карту, – буркнул К., – Что-нибудь да расскажу. Потом.

Девушка достала из сумочки сложенную в несколько раз бумагу. На толстом листе явно рукой мастера был начертан Радостьвилль – по форме напоминавший слегка неправильный круг. Синими чернилами были отмечены полезные для путешественника места.

– Смотри. Это пансион Матушки Зззз. Здесь можно покушать и закупиться бакалеей. Ну, и переночевать, конечно. Вот тут можно поискать работу. Какую именно не скажу. Не в курсе таких тонкостей. Но что-то обязательно найдётся. Ты поспрашивай. Только будь настойчив – наши малыши во всех чужаках подозревают воров и шпионов. Хм… Скажи, что ты от Хохотушки Хи. Вообще всем говори, что от меня.

– Понял. Место для ночлега тут одно. Я буду там. За историей приходи завтра утром – не ошибёшься. Спасибо говорить не стану. Мне ваш город с первой минуты не понравился. Точнее, город-то как раз и ничего. Но вот содержимое…

Хохотушка Хи нажала на рычажок и снова повеселела:

– К., можно просьбу?

– Нет.

– Я хочу взять тебя на руки. Можно?

– НЕТ!

– Пожалуйста! Ты не такой, как наши невырослики. Ну пожа-а-алуйста!

Лицо девушки сделалось умильным и просящим.

– Ладно. Только быстро. И чтоб без всяких там телячьих нежностей. Я не щенок. Я взрослый мужчина.

– Ты такой лапочка!

Она ухватила недовольного К. на руки, вскочила со скамейки и радостно закружилась по скверику – будто в вальсе.

Перед глазами путешественника замелькали позолоченные кроны деревьев. У него мгновенно закружилась голова. Прямо напротив лыбилось уродливое лицо с носом-румпелем, кошмарными порами, змеистыми прожилками глазных белков, извивающимися бровями, выщербленными желтоватыми зубами, между которых застряли лоскутки пищи. Всё это выглядело тошнотворно. Нельзя рассматривать человеческое лицо в таком увеличении. Оно становится похожим на морду рептилии.

– Эй, ну ты что! Перестань! Прекрати немедленно! Поставь на место, я сказал!

А она всё кружилась и кружилась, пока радость не покинула её, а лицо снова не сделалось безучастным – словно маска.