Л. Моргун - Изберу себе казнь

– Разденься, – сказал он Максиму.

Тот снял сорочку.

– Раздевайся догола.

Боб долго рассматривал его икры и бедра, щупал мышцы живота, помял бицепсы, предложил сесть и постукал молотком по коленной чашечке.

– Говоришь, этот парень из рейнджеров? – переспросил он с сомнением.

Это рейнджер с двадцатилетним стажем, – заверил его Валерьяныч. – Сегодня мне представили его послужной список, – он протянул папку, – этот парень прошел огни и воды и ухитрился остаться живым.

Боб бегло просмотрел папку.

– Можешь одеться, – сказал он и, переведя взгляд на Валерьяныч, показал раскрытую пятерню.

Валерьяныч в ответ показал два пальца.

– Что?! – возмутился Боб. – За эту рухлядь?

– Он стоит гораздо больше.

– Он вообще ни черта не стоит, но из уважения к тебе я даю три.

– Из уважения ко мне ты не дашь и растертой сопли. Он стоит семь, но назови я эту цифру, тебя бы вовсе хватила кондрашка.

– Три с половиной.

– Уж лучше мы попытаем счастья у Алекса.

– Это будет предательство, Валерьяныч, – укоризненно сказал Боб.

– Это не будет предательством, – с достоинством сказал Валерьяныч. – Мы все: и ты, и я, и Алекс, работаем на фирму. И, если фирма обнаружит, у него ребята подготовлены лучше, чем у тебя, а это выяснится в первом же бою, она просто-напросто откажется от твоих услуг и это будет справедливо, ибо ты не умеешь подбирать кадры.

– Нашел же ты, чем удивлять людей, – бросил Боб. – Обычный наемник. Ну и что? Мало ли наших ребят, не умеющих ничего, кроме стрельбы из автомата, бросились на Запад, когда открыли все границы? И кому они были там нужны? Не умея ни работать, ни говорить, ни просто жить в обычном цивилизованном мире… Их стали использовать как пушечное мясо, и тогда весь мир сумел оценить хваленые бойцовские качества нашего простого честного солдата. У меня пол-лагеря таких вот героев.

Помедлив, Валерьяныч сказал:

– Знаешь, чем этот парень отличается от других героев? Тем, что он не герой. Он совершенно не герой. Он не бравый вояка и не спесивый солдафон. Он солдат. Рядовой солдат. Он был, есть и будет солдатом. Знаешь, что меня поразило при первой встрече с ним? Его спокойствие. Он терпелив, упорен и настойчив. Он умудрился двадцать лет пробыть рейнджером во всевозможных «Легионах смерти», у генерала Кондора и полковника Доу, и не получить ни царапины. Ты был когда-нибудь ранен?

– В Бразилии, – ответил Максим. – Отравленной стрелой из сумпитана.

– Ну и как?

– Болел с неделю.

– Вы слышите, Борис Палыч? Неделю, когда одна стрелка размером с мизинец может уложить слона. Нет, меньше чем за семь тысяч я тебе его не отдам.

– Но ты же сказал пять! – возмутился Боб.

– Мне слишком долго пришлось тебя уговаривать. А мое время дорого. Ну как?

– Хорошо, – хмуро согласился Боб и выписал чек. – Посмотрим, много ли стоит твой… как ты его назвал?

– Флавий. По имени древнего и знатного рода Флавиев.

– Ну это еще куда ни шло. А то язык можно сломать со всеми твоими Веспасианами и Доминицианцами.

– Всего хорошего! – сказал Валерьяныч, довольно пряча чек в бумажник.

– Пока.

Когда Валерьяныч вышел, Боб нажал кнопку селектора.

– Бомбу ко мне.

Через некоторое время в комнату вошел низенький крепыш с багровым лицом.

– Этого парня зовут Флавий. Будет заниматься у тебя. Проверь, на что он способен, через неделю доложишь.

– Слушаюсь, шеф.

Выйдя из дома, они пересекли двор. Человек, которого звали Бомбой, привел его в одно из строений, стоявших на отшибе. Внутри находились двадцать пять аккуратно застеленных кроватей.

Из шкафа Бомба достал какую-то хламиду из грубого полотна.

– Оденешь тунику. Свою одежду положишь в этот ящик. Подметешь казарму, вымоешь полы, вот этим, – он достал из кармана пакетик с лезвием от безопасной бритвы. – Почистишь писсуары и унитазы. Вопросы есть?

– Никак нет.

– Ну-ну, – толстяк вышел.

Переодевшись, Флавий (он принял это имя так же просто, как и вообще все подставные имена, под которыми привык служить) принялся за дело. Он давно уже нигде не работал, и этот труд доставил ему радость. Тем же самым он занимался во всех казармах, где служил и не брезговал этой работой, как, впрочем, и любой другой.

Когда он закончил, в прихожей послышались голоса и шум. Зашумела вода в умывальнике. Казарму наполнил гвалд.

Несколько парней в таких же туниках, как и у него ввалились в казарму и остановились на пороге, разглядывая новичка.

– Господи! – воскликнул наконец парень лет двадцати трех с нечесанной шевелюрой и щетиной недельной давности. – А я-то гляжу, в нашем верзальнике чистота, как в храме божием. К чему бы это, думаю? Не иначе как конец света настал! А это оказывается новенький все так хорошо вылизал. Ты, наверное, всю жизнь провел в туалете, папаша?