Андрей Нечаев - Другие люди

Первое из череды унижений, которые предстояло пережить за день, преподносило зеркало. Лана Харриет всегда знала, что в ней не так и почему ей так тяжело живётся. Но не вспоминала об этом по утрам до тех самых пор, пока не заходила в ванную и не встречалась с собственным отражением. То как бы говорило: «Привет, это я, твой позор по жизни! Ну как, готова провести ещё один чудесный день среди людей, которые тебя презирают?» Каждое утро Лана до последнего оттягивала посещение ванной, но, когда она всё же туда заходила, у неё неизменно возникало желание запустить в шкаф-зеркало что-нибудь тяжёлое и твёрдое.

Она презирала ту женщину двадцати семи лет с рыжими волосами, гладкой матовой кожей, длинными ресницами и блестящими зелёными глазами, взглядом с которой встречалась в отражении. На вопрос, что же в её облике не так, ответ был прост – всё. Всё её тело с ног до головы было не таким, каким должно быть у нормального человека. Но Лану никто не считал нормальным человеком. Она была Дифференциалом. Или Другой, как чаще говаривали в быту.

Так называли людей с редким генетическим заболеванием, которое у Ланы диагностировали ещё при рождении. Собственно, синдром дифференциальности относился к тем болезням, которую мог распознать любой человек, даже не врач, едва лишь взглянув на новорождённого малыша.

В мире, где все дети появлялись на свет с одним и тем же весом, ростом, размером головы и цветом глаз, Лана при рождении наплевала на все эти показатели.

С возрастом болезнь лишь прогрессировала. Лана выросла с рыжими волосами вместо русых, стройной и высокой. В возрасте 17 лет переросла планку в сто шестьдесят пять сантиметров – рост взрослой женщины. В последующие годы она выросла ещё и теперь была выше обычных женщин почти на голову. Однако никакой радости ей это не приносило. Лана чувствовала себя не больше, а меньше других женщин.

Самое издевательское в Синдроме Дифференциальности было то, что он не нёс с собой других физиологических проблем. Ни болей, ни физической слабости, ни каких-либо других симптомов. Зато дарил кучу проблем, когда нужно было взаимодействовать с окружающими.

В тот день, как и во все другие, Лана торопилась поскорее умыться и почистить зубы, как можно меньше глядя в зеркало. В отличие от других женщин она никогда не красилась, что освобождало ей кучу времени по утрам. Как-то раз она пыталась наносить тот же макияж, который делают другие девушки её возраста, но он лишь превращал её в ещё большего уродца, и она отказалась от дальнейших попыток. Наскоро покончив с утренними ритуалами, Лана так же быстро оделась. С одеждой она тоже никогда не заморачивалась и даже не смотрела в зеркало, когда мерила её, смотрела лишь, чтобы одежда была удобной. Она вообще старалась по возможности не смотреть в зеркало.

К тому же с одеждой тоже были свои трудности. Поскольку почти все женщины обладали плюс минус одинаковой комплекцией, то и размер одежды был на всех один. Лане, с её ростом, одежда взрослых женщин была всегда коротка, но при этом широка. Поэтому она покупала кардиганы, длинные платья и пальто и ушивала их для своей талии. Шитьё она освоила кое-как, и результат получался неуклюжим, но, по крайней мере, было в чём ходить.

Когда Лана вышла на улицу, то первой, кого она встретила, оказалась её соседка по подъезду Ефросинья. Семидесятилетняя, уже отрастившая, как положено в её возрасте, горб, седая старушка. Для своего подъезда Ефросинья, пожалуй, была неповторимой. Если обычная женщина вообще могла быть неповторимой. Единственная, кто дожил до этого возраста, а потому не совсем точная копия других женщин в подъезде, а скорее их будущая версия. Посмотрев на неё, любая женщина могла узнать, что её ждёт в таком возрасте. Какого размера будет горб, где выпадут пряди волос, а где появятся морщины. Любая женщина, но только не Лана.

Пожалуй, Ефросинья ненавидела Лану ещё и за это. Её, похоже, оскорбляло то, что для Ланы она не являлась примером и не вызывала никакого интереса. Каждое утро Ефросинья встречала её на скамейке у подъезда и одаривала презрительным взором, а порой и каким-нибудь оскорблением. Не промолчала она и сегодня.

– Гляди-ка, – проскрежетала старуха. – Вылупился, утёнок наш гадкий. Ну, иди, иди, мозоль глаза добрым людям!

Лана ничего на это не ответила и вообще сделала вид, что не услышала Ефросинью. Она просто прошла мимо и направилась к автобусной остановке.