Наталья Антарес - Душа и тело

ГЛАВА IV

Однажды я внезапно осознала, насколько скучна, однообразна и небогата на запоминающиеся события моя жизнь в Ор-Эркеншвике – много лет подряд каждый мой следующий день был до такой степени похож на предыдущий, что недели незаметно сливались в месяцы, а месяцы плавно перетекали в года. Летом меня стабильно навещали родители, и с милостивого позволения Эберта мы катались по Европе с туристическими группами, нежились на жарких побережьях испанской Майорки и наслаждались дивными пейзажами солнечной Италии. После таких круизов мама с отцом неизменно возвращались домой отдохнувшими, посвежевшими и загорелыми, автоматически становясь объектом зависти лишенных подобных возможностей коллег и знакомых и не уставая повторять, как же мне повезло с мужем. Иностранными языками мои родители практически не владели, поэтому общение с зятем осуществлялось исключительно при моем непосредственном участии, что совершенно не мешало им беззаветно обожать подчеркнуто вежливого, обходительного, не скупящегося на подарки Эберта и упорно закрывать глаза на непреходящую грусть в моем взгляде. Естественно, мама регулярно пыталась намекать Эберту, что нам пора задуматься о пополнении в семействе, но, приобщившись к европейскому менталитету, уже не видела ничего страшного, чтобы по примеру большинства местных женщин родить после тридцати. Правда, она как-то упускала то обстоятельство, что немки прежде всего активно занимались образованием и карьерой и потому тянули с обзаведением потомством, а я на протяжении почти пяти лет числилась лишь бесплатным приложением к Эберту, которому для реализации отцовского инстинкта вполне хватало двух сыновей от первого брака. Фактически мой муж успешно решил задачу сохранения фамилии, порадовал родителей внуками и явно не горел желанием вновь проходить через пеленки, распашонки и подгузники.

На самом деле, после того, как в моей жизни появился Йенс, мы с Эбертом вообще перестали обсуждать детскую тему, да и ситуация в экономике ухудшилась еще сильнее. Бизнес моего мужа по-прежнему твердо стоял на ногах, однако неуклонно растущие налоги и общее падение покупательского спроса заставляли временно забыть о развитии и сосредоточиться преимущественно на выживании в неблагоприятных условиях. Деловое чутье у Эберта всегда находилось на высоте и пока фирма уверенно держалась на плаву, но я прекрасно понимала, что моему мужу приходиться прилагать втрое больше усилий, чтобы избежать финансового краха. Компания Эберта специализировалась на производстве стройматериалов, и с учетом общего спада в стране, приоритетной задачей сейчас стал поиск и освоение новых рынков сбыта: если раньше мой муж в основном реализовывал готовую продукцию внутри Германии, то теперь он вынужден был искать покупателей в других государствах, в том числе и за пределами Евросоюза, поэтому частота и продолжительность служебных командировок увеличилась в разы. Эберт крутился, как белка в колесе, и в последнее время мы невольно отдалились друг от друга, а принимая во внимание, что мы никогда и не были по-настоящему близки, между нами отчетливо чувствовался холодок. Эберт мог отсутствовать дома по нескольку дней, а я ощущала острую вину за то, что мне это нравится. Я не любила своего мужа, я плохо ладила с фрау Штайнбах, его властной и самолюбивой матерью, в свои семьдесят пять по-прежнему держащей в ежовых рукавицах всю свою семью, я устала лгать по телефону родителям, заверяя их, что я безгранично счастлива, одним словом, наряду с мировой экономикой я тоже переживала жесточайший кризис и мучительно разрывалась между голосом разума и зовом сердца.

Аномально холодная, невероятно сырая зима, казалось, выпила из меня всю жизненную энергию. Снег сменялся дождем, ветер пробирал до костей, а Эберт требовал экономить тепло и электричество. Я постоянно мерзла, а после нового года и вовсе подхватила бронхит, пару недель продержавший меня в постели. Меня навещала Ханна, приносила мне корзинки с выпечкой из собственной пекарни, желала скорейшего выздоровления и хриплым, прокуренным голосом жаловалась, что Йенса тоже свалила какая-то неведомая зараза, а он категорически отказывается от лечения и никого к себе не подпускает. У меня толком не было сил на членораздельную речь, а Ханна болтала без остановки, вываливая на меня все новые подробности, заставляющие меня безостановочно трястись под одеялом не то от лихорадки, не то от страха за Йенса.