Сергей Носачев - Спираль

За следующие несколько дней сюда перекочевало всё пластмассовое стрелковое оружие товарищей. Один из ящиков набили чипсами и колой – запасы на случай непредвиденных обстоятельств.

Матрацы с коек сбросили на пол, и Антон смог проводить занятия по самбо. Сам он прозанимался пока только год, но для обучения начинающих его знаний хватало с головой.

Оставался самый главный вопрос – враг. Мальчишки единогласно решили стать запасным составом «Экстры». Ни у кого сверхъестественных способностей не было. Но, как говорит Бэлла (самый крутой медиум в команде) – способности может развить каждый. Нужно просто настроиться на пограничный мир. Сложно придумать для этого лучшее, чем подземелье место. А пока – самбо. В конце концов, кроме духов есть ещё много потусторонней дряни, с которой придётся биться кулаками. Да и террористы. Хотя, последний теракт был больше года назад, но кто знает – в новостях только и говорят о террористах, да беглых зеках.

Антон сидел на крыше и смотрел на люк. Одному идти туда не хотелось. Незачем, да и страшновато. Он снова почувствовал себя преданным. Команда, собиравшаяся бороться с врагами горожан и государства, заперта дома родителями. Стыдоба. Но самое ужасное – унылое одиночество в разгар лета. Такое бывало и раньше, когда все разъезжались в отпуска с родителями. Но всегда оставался хоть кто-то. На край – можно было рвануть в соседний двор и потусоваться с тамошними. Теперь надо обойти весь город, чтоб найти хоть одного гуляющего подростка. От обиды внутри всё закипало и сжималось одновременно. Антон часто задышал. В носу закололо. Город расплылся из-за выступивших слёз. Мальчик спрыгнул с гаража и торопливо зашагал к дому. На ходу он с размаху снёс приветливую малиновую головку с куста репейника.

Дома он бросился на кровать и, уткнувшись в подушку, стал кричать, захлёбываясь в собственном плаче. Скоро он затих. От кровати пахло спокойствием; она обволакивала, привычно вбирая в себя всё дурное. Мысли перестали метаться и перебивать друг друга, замедлились. После слёз стало легче.

Проснулся он к вечеру. На кухне шумел телевизор, позвякивало ложкой о фарфор вечернее чаепитие. Его не разбудили, не позвали. Антон снова готов был разрыдаться от обиды. Но теперь дома были родители. Он отёр подкатившие слёзы и прошмыгнул из комнаты в ванную. Холодная вода немного привела в чувство. Мальчик высморкался и посмотрелся в зеркало: лицо чуть опухшее и замятое ото сна, глаза красные, но в целом – незаметно.

Когда он зашел на кухню, родители оборвали какой-то разговор. На душе снова стало гадливо. По телевизору шли новости.

– Пойду спать.

– Ты только проснулся.

– Голова болит.

В лицах родителей мелькнуло облегчение. Видимо, разговор был важный. Голова и правда гудела – из-за слёз и дневного сна.

Из приоткрытого окна впервые за месяц ощутимо засквозило. В уличном воздухе появилась забытая за лето свежесть. Из-за неё комната превратилась в тесную коробку. Мальчик вышел на балкон. Над домом жёлтым и красным пестрели закатные облака. Вдалеке они стягивались в сплошную перину, скрывая небо; на горизонте они сгустились в тучи, почернели. То тут, то там вспыхивало. Грома слышно не было, но в воздухе отчётливо пахло грядущим дождём и далёкими ещё молниями. Внизу, во дворе, чёрно-зелёной массой монотонно шуршали кроны, как будто невидимый гигант пробирался через их густую листву – сюда косые лучи не дотягивались, и двор на фоне нарядного неба казался пугающей бездной.

Только начинало смеркаться, но весь город светился окнами. Впереди лежала безлюдная площадь. Фонари, лавки, дорожки – всё выглядело упорядоченной россыпью ненужностей. Прошлым летом из парка круглые сутки неслись голоса и музыка, не дававшие заснуть, и весь дом шумно хлопал окнами, готовясь ко сну; кто-то даже звонил в милицию или сам пытался докричаться до гулявших. Это было здорово. А теперь единственный и вечный посетитель – одинокая стела «Свободы», торчащая в центре мощёного круга. Раньше площадь напоминала ему солнечные часы или огромную канцелярскую кнопку – в зависимости от настроения. Но сегодня её вид был ещё одним подтверждением, даже символом повсеместной пустоты. Дурацкий комендантский час. С другой стороны – если придут с обыском, все должны быть дома. Заранее-то никого не предупреждают. Но понимание причин радости не прибавляло.

Мальчик перегнулся через парапет. Окно Серёгина горело, и он, Серёгин, был на балконе – Антон разглядел острую коленку товарища, упёртую в стекло; Серёгин рисовал. Его балкон сделали частью комнаты, построили широкий подоконник – туда можно было забраться с ногами, или сидеть, как за столом. Серёгин рассказывал, что иногда там спит.