Сергей Носачев - Спираль

– Просто уже мало кто понимает, что может быть по-другому. В стране постоянно какая-то жопа. Не одно, так другое. Не растут цены, так зарплату не платят. Платят зарплату – закрывают больницы. Есть, где лечиться – отключат свет и горячую воду. Или вот ещё. Мужик один, сосед мой. Был пять раз на митингах, голосовал «против», а что в результате? Два перелома, месяц тюрьмы и с работы уволили. А у него сын младший в школу идёт, и старший тоже что-то… Таких ведь много. Только кто про них знает? В эфире – одни юмористы и экстрасенсы, – Оля кивнула на телевизор над барной стойкой, – и новости про «более лучшую» жизнь. Год за годом. Старики наелись уже революциями и демонстрациями двадцать лет назад. Да и обжились в убогой стабильности… все обжились.

– Поднимем знамена свободы и братства? – рассмеялся Виктор.

– Не смешно. Нет оппозиции. Нету. А должна быть.

– Перестань. Все эти «возьмёмся за руки и вшагнём в светлое завтра» – нету больше этого. И не будет. Время другое. Город мещан. Ты вот говоришь, что не понимают. Все всё понимают. Только пока молча сидишь, и с работы не уволят, и руки не сломают. А то, что обирают – так ведь понемногу же. А рот откроешь – всё отберут. И примеров валом. Оппозиции нет… Есть! Сидят себе по тюрьмам, книжки пишут.

– Стабильность надо поддерживать. Делать всё время что-то – дорого. Проще сделать плохо и страшно, а потом вернуть, как было. Дёшево и эффективно. Это надо объяснить людям. Они должны понять…

– Оля. Ты не в себе.

– Да почему?

– Если всё так, то тебе и слова сказать никто не даст – сама же понимаешь. Тем более, если про теракты заикнёшься. Не удивлюсь, если ради тебя введут смертную казнь. В лучших традициях – посадят на кол на центральной площади.

– Слушай, дело ведь не в том, чтобы вывести людей на площадь и в мегафон задвигать правду, пока не повяжут. Сейчас это бессмысленно. Кто-то сказал, что сто самых интеллигентных людей в мире вместе составят тупую толпу. Так никому ничего не объяснишь. Сначала нужно привести людей в чувство. Разбудить в них… Духовное содержание, что ли. Что-то, что задвинет лень и мещанские переживалки подальше. А там уже и делать ничего особо не придётся. Начнётся цепная реакция…

– Осталось только овладеть техникой массового гипноза – и дело в шляпе.

– Ясно, – Оля ткнулась подбородком в стол.

Виктор жестом заказал ещё пива.

– Извини. Но правда – звучит всё это…

– Как?

– Да никак… Как ты себе это представляешь?

– Очень просто. Книги. Определённые, конечно. Много же статей и романов.

Виктор не сдержал улыбки.

– И ты ещё на гипноз обиделась?

– Перестань. Не придётся же читать их все. Мы соберём в одну-две лучшее, что в них есть, квинтэссенцию. Все уже боролись за свободу – французы, немцы, американцы, мы, в конце концов. Соберём всё лучшее и склеим «Книгу свободного духа всех времён и народов». А потом распространим.

– Как?

– Да какая разница?

– Действительно. Дело-то плёвое – написать революционную книгу, найти тех, кто согласится бесплатно её печатать, и сотню курьеров, которые тоже, видимо, будут работать бесплатно.

– Не надо ничего писать! Составить!

Оля замолкла. Официантка поставила перед ними бокалы.

– Всё уже написано. Нужно только найти…

– Блин, как? Ты сколько книг-то прочла? Всего? Двести-триста? Вычти из них фантастику, приключения и сказки…

– Но есть же и более образованные люди!.. А типографию и свою можно организовать.

– Зачем вам типография? – раздалось у Виктора за спиной. На стол легла полицейская фуражка.

Оля повисла на шее у Одинцова.

– Нигде не издают – решил сам себя печатать? – отстранившись от Ольги, он пожал руку товарища.

– Вроде того… Пива?

– Не-е-е-е… – протянул Одинцов и раззевался. – Мне в ночь сегодня. Отпустили покемарить пару часов. Извиняй.

– Твои соседи щас дома?

– Не знаю. Вряд ли. Только мне, правда, поспать бы.

– Вить…

– Нормально всё. Я посижу ещё.

«Хорошо бы тоже найти кого-нибудь, – подумал Витя, глядя на удаляющихся друзей. – Официантка вот ничего… »

Заметив на себе взгляд посетителя, официантка презрительно фыркнула и спряталась за барной стойкой.

Виктор вышел на улицу. Лето мало изменилось с тех пор, как он вошёл в бильярдную, но свежеобустроившиеся в голове мысли набросили на глаза серую паутину. У перегретой за день пыли появился лёгкий привкус тления. Город показался ему театральной декорацией.