Тимур Максютов - Авель, брат мой (сборник)

– Увеличение дай.

– Может, ну его, Серёжа?

– Увеличение! – гаркнул Котков. Наклонился, застучал по клавиатуре. Выпрямился, вгляделся. Замер, чувствуя, как замедляется сердце.

Вокруг разворошенного костра валялись скрюченные фигурки. Кто-то ещё дёргался в агонии. Ни оружия, ни снаряжения. Почему они такие маленькие? Что с масштабом?

– Это… Это дети! Беспризорники, наверное, там же их, в брошенных городах, до фига.

Напарник, холодея, прошептал:

– Ты только не волнуйся, слышь. Ну, бывает. Ошибка.

Сергей выкрикивал что-то бессвязное, бил ногами и кулаками по монитору и пульту, перемалывая пластик в ошмётки, разбивая пальцы в кровь…

Казаки деловито пыхтели. Не жалели сияющих, начищенных хромачей – били, стараясь попасть в пах или по печени. Довольно гыкали, отдувались. Городовой подошёл, лениво заметил:

– Да хватит, правоверные. Убьёте ещё от усердия.

Урядник снял фуражку с голубым околышем. Вытер с жирного лба пот, кивнул:

– И то правда, служивый. Забирай своего интилихента. А нам пора, намаз скоро.

Казаки, довольно переговариваясь, пошли к автобусу, топча попутно сапогами самодельные плакаты «Миру-мир» с наивными голубями.

Городовой покачал головой, сплюнул. Сказал десятнику:

– Им развлечение, а нам этих полудохлых таскать. Здоровые все бугаи, на фронте свою удаль показывали бы.

Десятник почесал в затылке:

– Ага, на фронте. Казаков и тут неплохо кормят. Да и нас с тобой тоже.

Ногой перевернул скрюченное тело, посмотрел в разбитое лицо.

– Дышит ещё, вроде.

Поднёс сканнер, пнул лежащего:

– Ну ты, пацифист херов, сетчатку покажи.

Парнишка застонал, открыл полные ужаса глаза. Прибор запиликал, выдал:

– Денис Волконский, студент третьего курса Академии Процветания, активист движения «Нет войне». Второе задержание! Внимание, второе задержание!

Городовой присвистнул:

– Всё, доигрался, придурок. В Трудармию, будешь радиоактивные трупы собирать, печень через месяц выблюешь.

– Не, – возразил десятник, – туда девок. У этого руки-ноги есть, в пехоту пойдёт.

– Как так? У него же это, принципы. «Не убий» и всё такое прочее.

– Да кто его спрашивать будет, перхоть подзалупную! – хохотнул десятник. – Давай, за руки – за ноги, и потащили.

Загремели ключи, скрипнула зарешёченная дверь. Сергей Котков поднялся, сел на нарах.

Популла Отдельного беспилотного ударного полка батюшка Ибрагим перекрестил нарушителя, присел рядом, вкрадчиво заговорил:

– Покаялся бы ты, сын мой. Во имя Отца и Пророков его. Все под Богом ходим, у всех нервы. Ну, бывают и в нашем деле ошибки. Да и неизвестно, чьи эти чертенята были. Может, они того, на пендосов работали, а? Шпионили там или мины ставили. Или, того хуже, из отрицалова? Никому сие не известно, окромя Всевышнего.

Котков сжал кулаки:

– Как вы можете, батюшка? Дети погибли. Я виновен, и нет мне прощения.

– Это не тебе решать, Сергей. Только на небесах наши грехи взвешиваются, и исключительно Господу прощать провинности наши. А ты казённое оборудование разбил, за него валютой плачено. Челюсть офицеру сломал, а несть бо власти, аще не от Бога! Теперь что? Отстранят от полётов, знамо дело, понизят до рядового. Походишь дневальным полгодика, а там – обратно в операторы. А, Котков?

Сергей передёрнул плечами:

– Нет. Я больше за пульт не сяду.

– Ну, как знаешь.

Отец Ибрагим, нахмурившись, пошёл к двери. Котков окликнул:

– А со мной что теперь? Трибунал? Расстрел?

– Не время нам своих расстреливать, война мировая злобствует. В пехоту пойдёшь, кровью отказничество искупать.

Хлопнула дверь, закрываясь.

Сергей очнулся, вскочил, забарабанил по железу:

– Не хочу! Что в авиации, что в пехоте. Убивать больше – не хочу!

Неофитов загоняли в бункер пинками. Сергей протянул конвоиру перетянутые наручниками из тонкого белого пластика кисти:

– Сними! Видишь, посинели уже. И в уборную выведи, а то обмочусь, вонять буду.

– Да хоть обосрись, – хмыкнул вертухай. – Пока процедуру не пройдёшь – не положено. А то я вас, штрафных, знаю. Как руки свободные – так вы кидаться начинаете.

Здоровяк в белом халате ловко прижал никелированное устройство к горлу. Пшикнул воздух, Котков дёрнулся от боли.

– Но, башкой не мотай, как мерин от слепней. Тебе вставлен чип контроля, усёк? Управление – с офицерских браслетов. Минимальный уровень воздействия – болевой шок. Второй уровень – остановка дыхательного центра и смерть. Если командир включил режим «отара», то удаление от него на километр автоматически вызывает включение второго уровня. И не вздумай выковыривать: повредишь оболочку – смерть. Если раньше сам себе артерию не перережешь. Втыкаешь, салага?