Женщины были одеты в одежду немецких крестьянок. Белые блузы из грубого полотна с широкими рукавами заправлены в длинные и широкие, до середины икр темно-коричневые юбки, поверх них черные фартуки, на головах платки, завязанные сзади. Все босые, с пыльными ногами. Недалеко копошились полуодетые беззаботные малыши.
На крик девочки обернулись все. Ленни и учитель учтиво поздоровались и встали в стороне.
Молодая женщина вскочила с ножом в одной руке и куском сала в другой. Ее лицо было столь же эмоционально, как у дочери. Радость от встречи с ребенком, ожидание увидеть, что же она принесла, легкая обеспокоенность при виде нецыган в таборе в такой час. Волны эмоций захлестывали ее и выплескивались на лицо, быстро сменяя друг друга.
Дочь подбежала к ней, обняла за колени, повертела перед ее носом монеткой, что вызвало у матери новую волну: удивление, восторг, жадность. А девочка уже вырвалась из ее объятий и бросилась к Ленни, схватила его за палец и потащила к другому, дальнему костру. Возле него, казалось, была наброшена большая куча яркого тряпья, из-под которой вилась тонкая струйка дыма, медленно поднимающаяся вверх спиралями в безветренном, стоячем, еще горячем воздухе. А над ней возвышался огромный белый ангел. Его внимание было сосредоточено на вновь прибывших.
– Чивани Агнес, чивани Агнес, – зазвенел в воздухе восторженный голосок девочки.
Приближаясь к самому колоритному пятну в таборе, Ленни различил в нем пытливые, пронзительные, черные глаза.
Старая женщина сидела неподвижно, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом, но заслышав голос, по всей видимости, своей любимицы, подняла глаза, исподлобья бесцеремонно и с нескрываемым интересом рассматривала гостей. И именно к ней девочка нетерпеливо и настойчиво тянула Ленни, без конца дергая его руку. Ангелы всех троих уже радушно приветствовали друг друга.
Цыганка подняла голову и добродушно заулыбалась, от чего по всему лицу побежали лучики морщинок. Но даже несмотря на очень морщинистую кожу, было видно, как красива она была в молодости и как красива она сейчас, в старости, своей светящейся мудростью. Язык не повернулся бы назвать ее старухой. На первый взгляд ей было за семьдесят, но выглядела она так, как будто возраст ее вовсе не тяготит, и у нее отменное здоровье.
Она сидела перед ярко пылающим большим костром, хотя дров в нем было совсем немного. За ней стоял фургон, который по сравнению с остальными являлся просто предметом декоративного искусства, настоящий дворец на колесах.
Длиной три метра и шириной два, с округлой крышей, весь покрытый искусной золоченой резьбой, окрашенный яркими красной, зеленой и желтой краской. Над входной резной дверью с крыши свисал кованый фонарь, а от порога спускалась тоже резная съемная лестница. Два застекленных окна, снаружи прикрываемые узорчатыми ставнями, изнутри завешены кружевной занавеской. На платформе между колесами располагались громоздкие ящики, курятник с курами, шумно устраивающимися на ночь, какие-то коробки и тюки подвешены на крюках под ней. Распряженный, упитанный и холеный конь пасся рядом.
Ее одежда была такая же яркая, как и ее жилище и, можно было бы сказать, вызывающе яркая, по сравнению с одеждой всех женщин табора. Желтая блуза с мелкими голубыми цветами контрастировала с большими желтыми цветами на голубой, длинной, широкой юбке. Короткий салатовый плиссированный фартук гармонично сочетался с листьями на блузе и юбке. Синий пояс сочетался с синим шелковым платком на голове, который был повязан так, как ни у кого в таборе. Из-под платка виднелись длинные, толстые, седые косы с вплетенными в них нитями с мелкими серебряными монетами, на лоб выбивались волнистые пряди. И множество золотых украшений ярко сияли на смуглой коже: мониста, браслеты на руках и ногах, серьги. На шее висели тяжелые бусы из янтаря разного возраста, старого матового и молодого прозрачного. Но колец было всего два, оба на больших пальцах. Одно из них на правой руке привлекало внимание массивностью крупного прозрачно-желтого необработанного янтаря, внутри которого был заточен муравей и маленькие пузырьки вокруг него. От игры света пламени казалось, что насекомое плывет в янтарной смоле и никак не выплывет.
Возле этой цыганки было чисто, уютно и по-родственному надежно. Хотя она и курила, дым из длинной, тонкой, отполированной пальцами трубки из вереска был ароматным и не отпугивал целую свору собак, устроившихся возле ее ног. Справа от нее лежала длинная палка, украшенная резным орнаментом по обе стороны от полированной центральной части, заканчивающаяся металлическими набалдашниками в виде голов лошадей с янтарными глазами, шеи которых обвиты кожаным шнуром с кристаллами янтаря.
Читать дальше