Нади Луч - Ленни Голд в поисках самого себя. Агни

– Это линия жизни. Ты будешь жить долго, аж до сюда. Это – линия ума. Ух ты. А ты умный. Линия здоровья – ну, ты и здоровый, смотри, линия длинная, гладкая, без разрывов. Линия любви… Жена будет, любовь, все такое… У тебя будет один… два… один… то ли один, то ли два ребенка. Тебя ждут много испытаний, путешествий, опасностей.

Она крутила руку в разные стороны и после каждого предложения заглядывала в глаза, ища подтверждения, что ее внимательно слушают и запоминают. Ленни, и правда, слушал внимательно, заинтересованно следя за пальцем маленькой гадалки.

– Ты это по полоскам определяешь? Это же просто складки кожи.

– Какие такие складки кожи, это линии судьбы, – ее глаза еще больше увеличились от того, что он не понимает таких простых вещей, – они как слова в книге, берешь в руки и читаешь, только перелистывать не надо.

Она переливчато засмеялась:

– Смешная была бы книга.

Потом серьезно добавила:

– Это меня бабушка Агнес научила. Знаешь, какая она… мама говорит, что таких гадалок даже среди цыган мало. Хочешь, отведу к ней? Она уж наверняка скажет. Но ты ручку-то позолоти, так надо.

Ленни достал монетку. Лицо девочки разочарованно вытянулось.

– Ты же сказала позолотить. Бери. Она золотая.

Девчушка снова вспыхнула радостью. Она взяла монету, но не с жадностью, а с достоинством как заслуженную награду.

– Где вы будете ночевать?

– А почему ты спросила?

– Ну… – она внимательно оглядела его с ног до головы, – вещички у тебя совсем новые, вот-вот как купили. Но вы вместе идете издалека. – Ее изучающий взгляд остановился на учителе:

– Обувь и брюки у него снизу в пыли. Вы устали. Плечи опустились, потому что сумки тяжелые. А в этой части города нет гостиниц. Люди какие-то мелкие и жадные. Уже смеркается. Они-то вас точно ночевать не пустят, никто из них ночью не открывает, стучи-не стучи. Здесь, конечно, есть заброшенные дома, где можно перекантоваться, если никто, конечно, не вызовет полицию, но… вы добрые, пойдем к нам, вас точно накормят, возле костра спать уложат. У цыган есть неписаный закон: незнакомцев привечать, не накормивши не отпускать, в стужу согреть, в жару воды дать напиться. Иначе тебе счастья не будет, тебя не накормят, не обогреют, прогонят и добрая судьба стороной обойдет. Ну, и чивани Агнес точно скажет, сколько у тебя детей будет, а то я запуталась совсем.

Ленни и учитель переглянулись, обменялись улыбками, молча согласились друг с другом, что это лучший вариант ночевки, и дали себя вести.

– Ну что ж, пойдем, раз зовешь, – Ленни потрепал девочку по головке и добавил: – А ты будешь хорошей гадалкой.

– А то! Чивани мне тоже так все время и говорит. Она меня всему учит. Она самая добрая, самая умная и самая старая в таборе. Ее все слушаются. Только от нее табаком ужасно воняет. Она курит и курит, курит и курит. Как это во сне еще не дымит своей трубкой.

Девчушка вприпрыжку бежала рядом, ведя Ленни за палец. Она была счастлива и с детской непосредственностью выбалтывала подробности таборной жизни так понравившимся ей людям.

– Пошли скорей. Солнце зашло, темнеть будет быстро. Женщинам и детям нельзя гулять, когда темно, нужно приходить в табор засветло. А то высекут. Если кто задерживается, сразу все мужчины собираются искать и не возвращаются, пока не найдут. Секут нещадно, но не до крови, конечно, а так, чтобы научить чувствовать время и не заставлять никого переживать. Мы же успеваем, да?! – Она вдруг забеспокоилась и заторопилась еще больше.

– Да, дорогая, да. Мы тебя в обиду не дадим. А где все остальные?

Из-за поворота выскочила гомонящая стайка цыганчат, пронеслась мимо них и скрылась далеко впереди в поднятой босыми ногами пыли, размахивая купленными буханками хлеба.

Они вышли на самый край города, за которым виднелись просторы ухоженных полей и заснеженные Альпы.

Уже давно двухэтажные кирпичные дома сменились одноэтажными, а те деревянными хибарами. Как раз возле них и располагался табор – несколько деревянных фургонов – домов на колесах. С распахнутыми дверями над приставной лестницей, окнами со ставнями со всех сторон, окрашенными яркой синей, голубой, зеленой, желтой краской. Не свежей, но и не облезшей.

Девочка выдернула пальчик, бросилась со всех ног вперед с восторженным воплем:

– Мама, мама, смотри, что у меня есть. Это они мне дали. Пусть у нас переночуют, а?!

У костра возле одной из кибиток возились с приготовлением пищи несколько цыганок. Над огнем был выставлен большой котел на треноге, видно, в нем готовилась еда на всех обитателей табора.