Генри Олди: Вторые Руки

Гвалт буйной, школярской переменки. «Марь Ванна, он меня линей­кой!», топот ног, вкусные удары портфелями по спинам, «8-А! Сдать тетради! 8-А, кому сказано!..» Всплывает назойливое: «В творчестве Чехова красной нитью проходит...» Стихая, гвалт переходит в про-

грамму телевизионных новостей. Заглушая голос диктора: «Любочка! Накапай мне валокордину...».

Хнычет младенец, над ним сюсюкает бабушка. Сирена «Скорой по­мощи».

Траурный марш Шопена.

Плачут соседки, одновременно договариваясь, кто будет печь блины для поминок.

Лавочник(вешая костюм обратно). Отдохните, Любовь Борисовна. Сейчас вы вправе отдохнуть. Здесь тихо, спокойно. И Лев Толстой никого не интересует, вместе с вашим отношением к классику. Я уже говорил, что к нам редко заходят? А это... ( Тянется к кимоно или кпальто с каракулевым воротником, не выбрав, что именно возьмет. И опаздывает.) Это, знаете ли...

Кто-то входит в боковую дверь. Вглядывается в смутную серость лавки. Машинально нащупав на стене выключатель, щелкает клавишей.

Яркий, бьющий по глазам свет.

Сквозняк превращается в ураганный ветер. Трепещут полы плащей, раскачиваются костюмы. Платья делаются флагами, шлепают брючи­ны джинсов. Вся лавка гуляет, плещет, вскидывается. Какофония зву­ков: «Миллион алых роз» сменяется увертюрой к «Аиде», гудят паро­возы, «Взвод! На месте шагом...», «Милая, ты даже не знаешь...», в пять тысяч глоток: «Го-о-ол!!!», «Разыгрывается тираж...», «Пирожки! Горяченькие!»; взлетает ракета, бьют автоматы, «Поезд отправляется! Следующая станция...», в подземном переходе слепой певец тянет:

«Ой, у лузi, у лузi червона калына...» Лавочник, не торопясь, подходит к двери и выключает общий свет.

Тишина. Раскачивается лампа на шнуре.

Хомо Дозяйка(неопределенного возраста, за­стенчива и испуганна). Ой... Извините! Извините, по­жалуйста! Я не хотела...

Лавочник.Пустяки, не стоит. Все в порядке, я сам так делаю. Дважды: перед открытием и после закрытия. Вещи нужно проветривать, иначе они плесневеют. А кому охота целую жизнь нюхать плесень? Это только понача­лу пугает, а потом привыкаешь, и ничего... Даже инте­ресно. Хотите чаю?

Хомо Дозяйка.Чаю? Если вас не затруднит...

Лавочник берет со стола заварной чайничек. Наливает полную чашку.

Лавочник.Прошу вас. Выпейте.

Хомо Дозяйка.А вы?

Лавочник.А мне не надо.

Хомо Дозяйка(участливо). Сердце? Желудок?

Лавочник(протирает очки, потом зачем-то по­правляет глазную повязку. Стягивает потуже узел на за­тылке). Ах, если бы... Судите сами, (Делает глоток, от­хлебнув прямо из носика чайничка; некоторое время, раз­дув щеки, катает чай во рту. Лицо его удивительно: таксклеротик тщетно пытается вспомнить имя собственнойдочери. Не вспомнив, выплевывает чай на пол.) Сами ви­дите. Нет, мне не надо. Лучше так, без чая. Пейте сами.

Хомо Дозяйка.Тогда зачем у вас на столе завар­ной чайничек? Да еще полный? Ой, простите, это не мое дело.

Лавочник.Вы совершенно зря просите проще­ния. Я не обиделся. Как вас зовут?

Хомо Дозяйка.Не помню. Это смешно, да?

Лавочник.Нет. Не смешно. Здесь никто не по­мнит. А некоторые врут. Дескать, Инга или Алевтина. Или Бритни Спирс. Только по глазам все равно видно: врут. Придумали, чтоб не быть без имени. Хотите, мы и вам придумаем?

Хомо Дозяйка.Придумайте. Если вам не трудно. Знаете, странно, когда без имени. Словно обокрали.

Лавочник.Хорошо. Я буду звать вас: Хомо Дозяйка.

Хомо Дозяйка.Домохозяйка?

Лавочник.Почти. Мы обобщим простую домохо­зяйку до целого вида. Кухня, подгузники, уборка, похо­ды в магазин. День — ночь, сутки прочь. Семья превы­ше всего. Котлеты, борщ. Я угадал?

Хомо Дозяйка.Да. Угадали.

Лавочник.С сегодняшнего дня вы Хомо Дозяйка.

Хомо Дозяйка.А вы?

Лавочник.А я - Лавочник.

Хомо Дозяйка.Тоже вид? Обобщение?

Лавочник(грустно). Увы, нет. Я сам по себе. Вам что-нибудь подобрать? Из вещей?

Хомо Дозяйка долго не отвечает, отправившись бродить между стой­ками. В одной руке у нее — чашка чая. Трогать вещи она опасается.

Просто смотрит.