Александр Ненашев - ТУ-184

Зарплату мне давали книжками, посудой, деньгами, но больше всего мне нравилось брать журналы с картинками и фотографиями. Платили соседи из пятиэтажек, что стоят рядом с моим домом. Я просто выбирал какую-нибудь новую квартиру и шел туда после работы. Допоздна не задерживался, оставлял всегда пару часов светлого времени для домашних дел.

Когда и если желал, то оставался ночевать там, где была получка. Спать ложился прямо в одежде, на диван или на кровать. С собой я всегда брал, на всякий случай пару лепешек и несколько банок тушенки.

Нож или открывалку консервную я не брал никогда. Мне всегда нравилось разгадывать загадки, искать на них ответ. Дело в том, что очень часто мне не удавалось найти в новой квартире нож: наверно, потому, что хозяева, наспех собирая пожитки, в надежде эвакуироваться, забирали с собой ложки, вилки, ножи.

Но в квартирах оставались отвертки, стамески, гвозди, в конце концов, и я с удовольствием решал такие задачи перед ужином.

В одной квартире по улице 40 лет Октября нашел только молоток. Но вот ванная в той квартире была выложена кафелем. Я наколотил хороших крупных осколков, чтобы ими открыть консервные банки. Вот это было приключение!

Приключения в той квартире продолжились, когда нашлось множество старинных хрупких пластинок и патефон. В тот вечер я наконец-то снова обрадовался музыке. Я ее услышал даже сквозь треск и скрип.

Потом ко мне пришла невероятная мысль, а будет ли патефон играть пластинки современные с музыкой, которая мне нравилась намного больше, чем песни бабушек и дедушек. Я забыл про тушенку сразу, оставил нетронутой даже вскрытую банку со сгущенным молоком, крепко обхватил патефон и отправился за пластинками. Я-то знаю, где по – соседству самая лучшая коллекция пластинок. У Серегиных из семьдесят третьего дома на Танковой. У них и видеокассет было видимо невидимо.

Как же я ликовал, когда заведенный, на манер музыкальной шкатулки, патефон стал прокручивать почти совершенно чисто современные мелодии. Я выбрал с десяток самых лучших, на мой слух дисков, сложил их стопкой на крышке патефона и снова вернулся в квартиру с открытыми банками.

Я вернулся еще и, чтобы порадовать хозяев отличной музыкой.

В их неприятно пахнущем холодильнике с желтыми потеками из-под морозилки я нашел бутылку вина и водки и, прихватив бутылки с собой, расположился за журнальным столиком на диване.

Водку пить мне нельзя, от нее я становлюсь совсем глупым и злым. Поэтому ее я разлил по хозяйским рюмкам, а себе в фужер налил вино. Включил хорошую пластинку и поднял фужер.

– За нас с вами, – сказал я. Помолчал и добавил, – За все хорошее. Чтобы у всех было хорошее настроение. Здоровья вам.

Потом выпил свое вино. Оно мне очень понравилось. «Аромат любви», так оно называлось. Да и бутылка была видная из себя, высокая, а ближе к горлышку бутылка расширялась, образуя сердце. На этом сердце и этикетка была с рисунком сердца, каким рисовали его на открытках или на картах. Черви. Какое неприятное слово и непонятное название для масти. В той квартире я стал частым гостем, навещал ее хозяев раз в неделю в пятницу вечером и оставался с ночевкой. Рассказывал им новости и, конечно, заводил патефон.

И вот он я, снова замер, ушел в воспоминание, хотя дверь на замке и я давно могу двинуться в путь. А сам сижу у подъезда на пне и мечтаю. Конечно, все дело в дожде. Ладно, в путь!

Скамейку у подъезда я восстанавливать не стал, почему-то это причиняет боль – видеть широкую, длинную скамью возле дома. Пень – дело другое; пришел, передохнул и по делам.

Без дела я не рассиживаюсь, да я бы с тоски пропал. Хандрить мне нельзя никак, я ведь один, обо мне некому позаботиться. Вот, я себя и берегу, лелею, как раньше делала мама. От больных воспоминаний берегу себя в первую очередь.

Мама у меня внутри, она всегда со мной. Наблюдает, как я готовлю себе еду, как умываюсь по утрам. Конечно, она не сердится из-за того, что я не всегда умываюсь по утрам. За водой ходить приходится к реке, это почти километр, вот я и экономлю ее при случае. Но стараюсь держать себя в форме, звериное обличье мне ни к чему. Я даже бреюсь постоянно, благо недостатка в лезвиях не испытываю. Кстати сегодня в магазине и лезвий возьму.

Я тут понял кое-что про деньги, они – опасная штука, с ними так и хочется всего накупить; сколько бы их ни было, все равно в кошельке очень быстро ни копейки не остается. Вот и сейчас кроме туфель, лезвия придется купить, пакет, какой-нибудь обязательно.