Александр Зиновьев - Записки ночного сторожа

Не имеет значения, говорю я, кого сняли и кого назначили взамен. Важен лишь сам факт смены: раз уж она произошла, то будут приняты более жесткие меры, чем обычно. Какие же, например, спрашивает Сменщик. Не мне вам говорить об этом, говорю я. Думаю, что на сей раз кое-что перепадет и нам. Вам что-нибудь говорит такое выражение: идеологическая диверсия? Ах вот оно что, говорит Сменщик. Теперь мне многое стало ясно. Знаете, меня ведь вызывали в одно место. И беседу имели… Идиоты, говорю я. Круглые идиоты! Халтурщики! Бездарь! Обленились! Они даже провокацию толком организовать уже не могут!

А кто такой Физик, спрашивает Она. Старый знакомый, говорю я. Вместе работали. Это случайно не тот самый, спрашивает она. Тот, говорю я. Кстати, он погорел из-за Правдеца. Когда книга Правдеца вышла на Западе и просочилась в Ибанск, Физик организовал кружок по ее изучению. Причем, сделал это открыто. Заседания кружка проводил прямо в лаборатории. Власти долго ничего не могли с ним поделать: сам величина, тесть величина. Но в конце концов нашли подходящего провокатора из его учеников, запутали и устроили дело. Лишь из почтения к его прошлым заслугам(а скорее всего благодаря хлопотам тестя) его не засадили. Расскажи еще чего-нибудь о Правдеце, говорит Она. Мне интересно. Судьба Правдеца трагична, говорю я. Здесь его не знают и знать не хотят. А там он имеет успех по тем же законам, по каким завоевывают успех кинозвезды, футболисты, гангстеры. Странно, говорит Она. Правдец сказал миру правду, говорю я, страшную и великую правду. И сказал ее с целью, чтоб Мир больше не возвращался в то ужасное состояние. Дай Бог, чтобы было так, говорит Она. Только что-то непохоже, чтобы Мир не хотел возвращаться в то ужасное состояние, говорю я. Он лезет в него со страшной силой. Он мчится в свое прошлое. А мы не видим этого. Делаем унитаз какому-то чиновному подонку. Чтобы ему срать приятно было. А что поделаешь, говорит Она. Ничего, говорю я. Надо плюнуть на все это и устроить свой маленький мирок на двоих. Неплохо бы, говорит Она. Но в ее голосе я чувствую что-то тревожное, тоскливое и безнадежное. Неужели все-таки мои худшие подозрения верны? Нет, не хочу верить. Мне нельзя в это верить. Иначе зачем жить?

Наконец-то мы закончили квартиру. Чин, конечно, нас надул. Кандидат был взбешен. И, уходя, он что-то сделал в новейшем спусковом механизме унитаза. Пусть эта сука теперь помучается, сказал он. Теперь он будет ремонтировать свой нужник по крайней мерее два раза в неделю. И водопроводчики вынут из него в десять раз больше, чем он нам недодал. Кретин! Ну а дальше что, сказал я. Повторим? Нет, сказал Кандидат. С меня хватит. Пропади пропадом моя отдельная квартира, но я так больше не могу. Я потупел за это время до такой степени, что даже наши академики могут со мной конкурировать. С меня тоже довольно, сказал Физик. Лучше переводами буду заниматься. Денег меньше. Зато хоть какая-то гарантия есть. И унижений меньше. А ты? А я, сказал я, намерен в корне изменить свой образ жизни. Сегодня я скажу одно такое слово, что все будет иначе. И мы распрощались. Было грустно. Но, увы, в Ибанске теплые чувства к людям появляются только тогда, когда ты их безвозвратно теряешь.