Том Торк - Тёмный дом

Дом тот стоял на окраине городка в отдалении от прочих однотипных высоток, имел высокий забор, небольшую территорию, имевшую аккуратные клумбы роз и идеально постриженную лужайку. В этом трёхэтажном строении жила молодая семья необращённых, отец, три сына и три их жены, внутри также жили самые разные животные от пары собак до пары крокодилов, болезненно спящих по углам дома, гонимые жестокостью человека, вышедшей за все границы, и нашедшие в нём приют. И вот, в семнадцатый день второго месяца, в оплот настоящей жизни ввалились обезумевшие богачи, они предлагали живущей там семье всё богатство мира, власть, всё, что имели у себя взамен на то, чтобы поселиться в доме, но получили отказ. Тогда дюжина человек насильно осталась на территории чужого владения за высоким забором, за который не один живой мертвец не смел ступать и потому, что у богачей были ружья, которыми они не боялись воспользоваться, и потому, что помнили, любили и уважали семью, живущую там, коя никогда не скупилась на помощь ближним.

Прошёл один день и одна ночь, богачи кричали под окнами дома, водя хороводы и поя жуткие песни о конце света. На второй день и вторую ночь они упрекали живущую семью в лицемерии и жестокости, вороша клумбы, вырывая цветы, лишь бы хоть что-то съесть. Кидали камни в окна, однако гоферовые двери так и не открылись, а дом мирно молчал. Только на третью ночь, когда к главе семьи явился раздосадованный Бог, произнёсший: «Отворите. Им», и когда безумные пляски, разжигание костров, крики, проклятия и выстрели начали перерастать в оргию, дверь отворилась, излучая благотворный тёплый свет. Богачи, ползающие на четвереньках, в грязной, изорванной одежде, больше похожие на животных, галопом побежали к дверям, сбив с ног главу дома Николу.

Жизнь толстосумов, без гроша в кармане, тут же улучшилась: их умыли, переодели, дали в зубы трубки с табаком, всучили газеты годовой давности и разместили на третьем этаже, где сами раньше обитали, усадив в мягкие, шёлковые кресла.

– Николай! Николай! – кричал по утрам Василий Васильевич Царицын, имевший раньше большое состояние, благодаря заводу, сжигающему уголь. Ныне он валялся целыми днями в кресле перед самым входом на третий этаж, где единственно горел свет.

Вместо Николы на третий этаж взобрался его старший сын Христофор:

– Чего вам угодно, Василий Васильевич?

– Еда. Нужна еда. – исподлобья пожаловался Василий Царицын, – позови. Николая. Хочу. Кое-что. Сказать.

– Мы все этого хотим! – послышалось из дальнего угла комнаты, где вечно царила тьма и откуда постоянно чем-то смердело.

Утвердительно-разгневанный гомон послышался со всех сторон.

– Скорее. Не любим. Ждать.

Христофор, повиновавшись, спустился вниз. Второй этаж выглядел отвратительно. По непонятной причине он постоянно имел большую влажность и сырость, даже летом, из-за чего отклеивались обои, вздыбились полы, а двери нещадно скрипели, будя обитателей наверху, коих после нужно было не меньше часа успокаивать, говоря, что никакая болезнь не дойдёт до них, никто не заболеет и не умрёт. Стараясь осторожно идти по скрипучему полу, избегая самых шумных участков, старший сын брёл по коридору мимо комнат, в которых царила разруха, раньше там жили по паре нечистые животные и по семь пар чистых, ищущие приют в доме человека. Однако богачи, имеющие непомерные аппетиты, сначала съели всех чистых, пока ещё могли ходить, а потом переключились на остальных, поселив в них семя раздора, из-за которого животные поубивали друг друга. Ныне в комнатах были остатки засохшей крови, коей казалось, что становилось со временем всё больше и больше, стекающей откуда-то сверху. Был и смрад, да такой, что приходилось часто затыкать нос, проходя мимо, и молить Бога о том, чтобы ужасный запах сошёл на нет, потому как даже вечно открытые окна не могли убрать напоминание смерти. Дойдя до лестницы вниз, Христофор взглянул на три висящие фоторамки трёх сыновей Николы вместе с жёнами, последние ныне недожили и были жестоко изнасилованы и убиты толстосумами. Перекрестившись и обречённо вздохнув, он спустился на этаж ниже. На первом этаже, представляющем из себя кухню, совмещённую с гостиной, никого не было – все работали на грядках за домом. Влажность и сырость, имеющая в сравнении не такие большие масштабы на втором, достигла тут катастрофических масштабов: кровь стекала здесь по потолку по ночам, стены были изгрызены тараканами, термитами и крысами. Бывало, что еда, забытая на столе, съедалась домом меньше, чем за час, а стакан воды выпивался за куда более меньший срок. Света давно не было, всю проводку давно изничтожили. Даже иконы и те были разгрызены и переломлены. А запах, стоящий на этаже, сильно отдавал серой вперемешку с разлагающимися трупами крыс. Про кровати говорить не приходилось, в них было столько клопов, что приходилось спать на полу, терпя укусы грызунов, либо ждать тёплых летних дней.