Александра Чацкая - Троллейбус без номеров [litres]

Вы когда-нибудь слышали о Саше Мамонтовой? Девочке, одинокой настолько, что не видел еще весь белый свет? Вы когда-нибудь слышали о том, где можно взять и найти настоящие, неподдельные приключения?

Если вы не слышали, то самое время узнать. Ведь ничего, ничего так сильно не вдохновляет на приключения, как постоянное одиночество.

Сашка наклонилась, схватила травинку и смяла в пальцах – странно – пахнет хвоей. Подсолнухи такие огромные, в два человеческих роста, а Сашка такая маленькая – она и в обычной жизни-то маленькая, метр пятьдесят, разве это рост? Всегда на физкультуре, когда класс выстраивается, Сашка стоит в конце, и среди толстых стеблей она совсем теряется. Раскинулось подсолнуховое поле, упираются цветы прямо в небесную гладь, а семечки – с кулак.

Сашка ложится на мягкую траву и смотрит в розоватое от заката небо: красота.

Каждый закат, как и каждый рассвет, бывает в жизни один-единственный раз, и упустить его – значит упустить целую жизнь. Ведь потом можно будет сколько угодно делать домашнюю работу и гулять с друзьями, но остановиться и посмотреть на тот самый закат уже никогда, никогда не получится.

Сашка смотрит в закатное небо, смотрит, как светятся от солнца облака, и плачет от счастья. Пахнет летней ночью, такой прохладой, которая заставляет вздыматься грудь высоко-высоко, а в груди звенит натянутой гитарной струной то самое чувство.

Чувству этому нет названия, только можно его примерно описать. Ты снова маленький, и родители большие и сильные, добрые Великаны из-за гор, а радость распирает тебя снова и снова, и хочется плакать, только плакать от счастья. Хочется вставать в шесть, в пять, в четыре часа утра и вновь и вновь любоваться на рассвет и вдыхать запах росы. Хочется запереться в комнате и часами, днями играть на гитаре, пока пальцы не изотрутся в кровь, рождая самые удивительные мелодии. Хочется танцевать под музыку из собственной головы, такую нелепую, но такую добрую. Хочется гулять с друзьями от ночи до самого утра, разговаривать о вечном, о том, что такое добро и зло, о том, что такое дружба и как простить предательство, и ощущать себя такими молодыми-молодыми, понимая, что вы проживете вечно.

Хочется просто раскинуть руки, разбежаться и взлететь, и ты ощущаешь в груди такую необыкновенную легкость, что понимаешь прекрасно – только нужно разбежаться, и ты уже будешь парить над летним небом.

Вот оно, это чувство. Чувство без названия, потому что название ему не придумать, но с пространным описанием, потому что это чувство хоть раз в жизни да испытывал каждый человек.

Саше внезапно стало так хорошо, как бывает хорошо только после того, как возвращаешься домой после долгой поездки – и все гадаешь, так ли все было перед отъездом? И куда делась ваза с комода? Вдыхаешь запах пыли, запах маминого борща и жмуришься в тепле.

Повеяло весной, большой, больной весной, запели птицы, и Саша остро почувствовала запах капели. От счастья, неповторимого, неподдельного детского счастья, которое сравнимо разве что с ожиданием новогоднего чуда, захотелось заплакать.

Саша сжала кулаки, со всей силы, так, что костяшки побелели. Она, в конце концов, уже не маленькая: у нее уже начала расти грудь, она учится аж в седьмом классе и даже уже прогуливала уроки – так, по мелочи, рисование да труды – разве можно плакать, если ты уже такая взрослая?

Свет фар ударил Саше в глаза, да так, что она аж зажмурилась от удивления. Свет ярко-зеленый, но странно успокаивающий – так выглядит новогодняя подсветка, если только можно представить лампы елочных гирлянд величиной с прожектор троллейбуса.