Максим Далин: Терапия

Пищит коммуникатор — и через секунду я слышу в наушнике голос Клодии:

— Пришёл Фред, босс. Очень хочет с вами поговорить.

Фред — один из наших немногих спонсоров. Приятно видеть.

— Привет ему, — говорю я. — Предложи ему кофейку, я сейчас буду.

— Пожалуйста, поторопитесь, босс, — говорит Клодия. — Он печален, подавлен, давление понижено, похмелье. Мне не приходилось видеть его в таком состоянии.

Однако. Мне тоже.

Фред — весьма преуспевающий бизнесмен. У него великолепная сеть универсальных магазинов, славных милыми пустяками для удобства покупателей — вроде индикаторов спелости на фруктах, калькуляторов, встроенных прямо в тележку для покупок, и удобных, освещённых и отапливаемых боксов для собак, которым приходится ожидать хозяев у входа в магазин. За это его универсамы любят — и его самого любят, он молод, не старше тридцати, обаятелен и улыбчив.

С ним случилось что-то скверное.

— В таком случае ему просто необходим кофе, — говорю я и закрываю трёхмерный чертёж коленного сустава, очень хорошее колено. — Сейчас я приду, бегу.

От Галатей невольно учишься бегать — они бегают всюду, где можно. Бег по ряду причин экономичнее для них, чем медленная размеренная походка. Мы им подражаем не меньше, чем они нам — и вся команда «Пигмалион-М» бегает, как олимпийская сборная по лёгкой атлетике.

Через четыре минуты я уже в кабинете, где обычно принимаю старых друзей.

Фред сидит в кресле и держит чашку кофе, как чашу с цикутой. Одет в отличный костюм с белоснежной рубашкой, но на его физиономии, помятой и бледной, под покрасневшими, как от бессонницы или слёз, глазами — чёрные пятна. Наверное, похмелье — но выглядит, как тяжёлая болезнь.

Клодия, выходя, переглядывается со мной. Слышу в коммутаторе её голос:

— Ему нужна ваша помощь, босс.

Но и сам вижу.

— Господь мой Азимов, — выдыхаю я потрясённо. — Фред, что с тобой? Случилась беда?

— Робби, — говорит Фред глухо, — я оплатил вам аренду земли на год и кинул на ваш счёт денег на покупку этих самых… редкоземельных… как ты говорил, они называются?

— Спасибо, дружище, — говорю я. — Но если тебя это так подкосило, может, не стоило вкладывать столько денег?

— Не это, — Фред мотает головой. — Просто я должен сделать для тебя как можно больше хорошего. Я на тебя надеюсь, как на родную мать, Робби. Если ты мне не поможешь, я… я не знаю, что. Вернее, знаю. Помру я очень плохой смертью. И вопрос только в том, посторонние меня укокошат или сам я наберусь храбрости. Попробую сам. Но — слабак я, Робби.

— Что за ужас с тобой творится? — спрашиваю я. Всё больше дёргаюсь. — Ты не вздумай что-нибудь предпринимать раньше, чем мы придумаем средство…

Фред поднимает на меня взгляд, влажный и безнадёжный, как у замученного пса:

— Средство я уже давно придумал, — говорит он с трудом. — Затык в том, согласишься ты помочь или нет. Я очень опасаюсь, что не согласишься. Более того: прямо отсюда и позвонишь в полицию. И уведут меня в наручниках прямо из твоего кабинета — и правильно сделают, потому что с их точки зрения тварь я опасная.

— Послушай, — говорю я, — не пугай и не накручивай. Я не священник и не психоаналитик, я обычный инженер, поэтому выкладывай без страшных прелюдий. Коротко и ясно: в чём проблема?

Фред вдыхает и выпаливает:

— Я — педофил!

Скажи он, что задумал теракт — я бы меньше удивился. И вообще — было бы как-то легче пережить. У меня шок, и мне стыдно. За то, что брал деньги у Фреда — теперь у меня такое чувство, что это грязные деньги. Мне впрямь хочется тут же позвонить в полицию; я с невероятным трудом беру себя в руки.

— Так, — говорю я. — И давно это с тобой?

Фред вздыхает, как всхлипывает:

— Всегда.

Час от часу не легче.

— Ты насиловал детей? — спрашиваю я как можно бесстрастнее, но получается неважно.

Фред смотрит дико:

— Нет! Как ты мог подумать?! Я сказал — педофил, а не маньяк! Да будь я маньяк — я бы давно уже сидел, если бы не удавился в камере! При чём тут?

Я слегка выдыхаю.

— А если нет, с чего ты взял, что педофил?

Фред криво усмехается:

— Ну, я, как будто, могу себе представить, чего хочу. Все знают, чего они хотят, правда? Я — именно этого и больше практически ничего. Такие дела.

Я перевожу дух.

— А почему ты решил рассказать мне? Может, врачу? Или уж пойти с повинной в полицию?

Лицо Фреда становится жутким.

— Врачи даром деньги берут! — рявкает он. — Не могут они меня вылечить! Они могут — химическую кастрацию! Возможностей не будет, а либидо останется! То есть — будет ещё хуже, чем сейчас! Спасибо, конечно… А в полицию… Робби, ну за что ты меня? Они ж меня просто посадят. За то, что я есть. А сокамерники меня прикончат. И всё.