Максим Далин - Терапия

— Да какой ты адвокат!..

— Эй, — говорю я. — Что происходит, офицер?

— Офицер Шарп, — говорит хмурый. — Представьтесь.

— Пигмалион, — говорю я. — Офицер Шарп, очнитесь, вы очарованы! Наша фирма сотрудничает с полицией, мы принимаем участие в инновационной программе «Шерлок». Эта машина — часть профилактической программы. Что вы творите?

— У неё детализированные гениталии есть? — спрашивает коп.

— Да, — говорю я. — Галатеи — анатомические копии людей.

— Значит, она — сама по себе детская порнография, — режет коп. — Непристойное изображение ребёнка, которое используется в противоестественных целях.

— Куклы и мехи не признавались и не могут быть признаны порнографией, — возражает Крошка Ло. — В законе не прописано, прецедентов нет.

— Значит, будут, — раздражённо возражает коп.

— Вот когда будут… — начинаем мы с Крошкой Ло хором — и я продолжаю один. — Если будут. Если. Если какая-нибудь кукла будет признана порнографией — только в том случае. А сейчас, видимо, стоит извиниться и отпустить Клера.

Но отпускать его не хотят. У полицейских — кровожадные мины. Вроде возразить нечего, но все уже поняли, что Фред — извращенец. По лицам копов видно: они думают, что — вот так, начинают-то с кукол, а чем заканчивают? Нам удаётся вырваться из лап правосудия только к утру, оставив в них пух, перья и данные наших документов.

Фреда трясёт, он рыдает в плечо Крошки Ло:

— Они всё равно не дадут нам жить спокойно! К нам цепляются на улице, даже если мы просто идём мимо! Мне устроила скандал консьержка в нашем доме! Я так устал, Робби… вот увидишь, что завтра будет в газетах! Владелец сети магазинов «Угощения Клера» — мерзкий извращенец, хитрая сволочь, его застукали с механическим ребёнком… Я не знаю, не знаю, что делать!

— Поехали к нам, — говорю я. — Пока что. Придумается что-нибудь… Может, копы одумаются?

— Вряд ли, — печально говорит Клодия. — Не стоит ждать от людей разума и логики.

— Тогда дадим Фреду политическое убежище, — говорю я. — Как педо-технофилу. Все мы, в конце концов, извращенцы.

Жить спокойно нам, конечно, не дали.

Фреда приходили арестовывать ещё несколько раз, но самое ужасное — кто-то стукнул журналистам. И эти типы устроили около парадного входа в «Пигмалион-М» форменный пикет, кидались на каждого выходящего с видеокамерами и микрофонами:

— Подтвердите, правда ли, что Робби Пигмалион поощряет педофилию?

— Что вы думаете о педофильском лобби?

— Вы считаете, что такие, как Клер, могут разгуливать на свободе, да ещё и удовлетворять свои гнусные наклонности?

Бизнес Фреда, конечно, накрылся медным тазом. За три дня во всех средствах массовой информации на него вылили столько грязи, что отмыться можно было уже и не мечтать. Хуже всего, что сам он дать интервью просто не может: у него начинают трястись руки, перехватывает горло — да он их просто боится. Я думаю, что этот его дикий крен в сторону детей — именно потому, что наш бедный Фред панически боится взрослых. И боится, и не доверяет.

И взрослые его ожиданий не обманывают — всё время делают ему ужасно больно.

Если бы не Крошка Ло, он бы точно попытался что-нибудь с собой сделать. Но с ней ему легче: она ему даже пить запретила — он на антидепрессантах, нажраться в хлам, запивая такие колёса — это довольно эффективное самоубийство.

Через три дня у нас всех кончается терпение — и интервью мы даём: я, Мама-Джейн и Крошка Ло. Фред, накормленный транками досыта, просто сидит рядом с замученным и отрешённым видом, крутит в руках брелочек с золотыми рыбками. Вид у него — ну совсем не соответствует расхожему облику нувориша, зажравшегося до лютых извращений.

Но жаждущих крови журналистов это не расхолаживает. Они всё равно хотят Фреда перед камерами живьём сожрать. Ладно.

— Так вот, — говорю я, — глубокоуважаемые акулы пера и шакалы общественного мнения. Есть Фред Клер, у Фреда — психосексуальное расстройство. Врождённое или приобретённое — мы не в курсе, но клиент говорит, что накрыло ещё в старшей школе. Клиент участвовал в четырёх реабилитационных программах, посещал группу «Анонимные сексоголики», на учёте у сексопатологов в шести клиниках — двух наших и четырех за рубежом. Одна — в Австрии вообще. На родине Фрейда. Но результат нулевой: как он был педофилом, так и остался. Отсюда вопрос: что ему делать? В смысле, когда он должен был, по мнению почтеннейшей публики, нажраться снотворного, застрелиться или сигануть с крыши? Когда его накрыло, после первой неудачи или когда он понял, что лечение не приносит облегчения?