Игорь Давыдов - Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью [СИ]

И пусть Жаклин не помнила на память все законы и нормативы также хорошо, как шеф Воржишек, которого к этому обязывала профессия, девушка догадывалась, что открытая воняющая помойка в десятке-другом метров от окон жилого дома должна быть запрещена каким-нибудь актом. Но даже если и нет… какое некромагичке дело? Шляхта всегда поступает так, как считает нужным!

Француженка вновь взялась за волшебную палочку. И когда рука ощутила вместо приятной гладкости привычных изящных изгибов острую грань дешёвого оружия, сердце лишний раз кольнуло. И не потому, что замена была слишком грубой и уродливой. Старая волшебная палочка, потерянная в водах тоннеля любви, где и произошло столкновение наследницы рода Кюсо со слечной Лешей, была памятью о бабушке. Возможно даже единственной: когда начались красные бунты, родители бежали из Франции налегке, взяв только самое необходимое. Абсолютно всё нынешнее имущество семьи нажито в Богемии чуть ли не с нуля.

Отца потеря столь ценной вещи крайне расстроила, а потому он из принципа купил дочери самую дешёвую палочку из всех возможных. Жаки её потом даже перелакировывать самой пришлось: настолько некачественной была работа мастера.

Впрочем, девушка была и не против. Для неё стало делом чести найти то самое, фамильное оружие. Не могла настолько ценная вещь попросту взять и испариться: обнаруживший её в любом случае озаботился бы перепродажей. И крайне маловероятно, что он додумался бы заняться поисками покупателя где-нибудь за пределами Праги и её окрестностей. Челядь, как правило, глупа и ленива.

Палочку своей бабушки Жаки не спутает ни с чем. И уже не важно, каковы будут оправдания покупателя и нового владельца. Девушка спустит с него шкуру и оставит так доживать свой век. А затем найдёт и самоубийцу, что додумался закрысить вещи, очевидно принадлежавшие кому-то из шляхты, а не отнести в бюро, которое тщательно каталогизирует подобные находки.

Однако для текущих целей француженки было достаточно даже такой дешёвой поделки. Один взмах палочки сорвал с петель заднюю дверь магазина, делая доступными внутренние помещения для содержимого мусорного контейнера, который Жаки подхватила телекинезом и с размаху запулила в сторону открывшегося проёма. Девушка даже не пыталась приглушить громкий грохот металла о бетон. Пусть местная челядь подойдёт к окнам и выглянет! Пусть посмотрит, как шляхта исполняет их мелкие мечты о мести, высыпая вонючий мусор прямо в коридоры магазина, который они, каждый день обоняя эту мерзкую вонь, не могли не ненавидеть!

Госпожа желала продемонстрировать свою власть. Именно этим Жаки и занималась. Демонстрацией. А какой толк в демонстрации, которую никто не увидит?

Убедившись, что всё содержимое мусорки, что недостаточно сильно прилипло к металлическим стенкам, перебралось во внутренние помещения недобросовестного торгового предприятия, девушка с размаху ударила контейнером об асфальт, частично сминая его, а затем добавила ещё пару бронебойных заклинаний, превращая помойку в дуршлаг-переросток.

Однако, поймёт ли администрация намёк? Или просто сочтёт дуростью сумасбродной француженки? Пожалуй, следовало сделать послание более ясным.

Жаки взмахнула палочкой, зажигая на её кончике крайне чадящий маленький огонёк, а затем подошла к стене. Она использовала магическое оружие, как перо, чтобы выжечь на бетонном хосте манифест. Короткий и хлёсткий.

“Свиньи не должны работать в человеческих условиях.”

И в этот момент некромагичка услышала громкий одобрительный выкрик. Он был столь неожиданным, что француженка невольно подскочила на месте, однако, обернувшись в сторону источника шума, она увидела лишь сухонькую сгорбленную бабульку в окне первого этажа. Судя по тому, что чёрный, с ярко-белым ухом кот, сидевший на подоконнике рядом с ней, даже не отвлёкся от вылизывания своей шкуры, услышав громкий скрипучий голос хозяйки, ему подобный шум был отнюдь не в новинку.

— Так их! Свиньи они! Самые настоящие свиньи!

Сразу следом за криком последовал рёв мотора, возвещающий о том, что обруганный недавно водитель поспешил оказаться подальше от дворянки, способной проявлять своё недовольство методами куда как более радикальными, чем подчёркнуто-детское сюсюканье со взрослым детиной.

И хоть одобрение со стороны бабульки и было приятным — как приятно вообще любое одобрение твоих поступков — сам её голос чрезмерно раздражал.