Джеймс Баллард: Homo Incognitus: Автокатастрофа. Высотка. Бетонный остров

После недавней попытки убить мою жену Кэтрин он, как я понял, окончательно замкнулся в своей черепушке и в собственном королевстве, где правят жестокость и технология, теперь вечно будет мчать со скоростью 100 миль в час по свободной автостраде мимо пустых бензозаправок, ждущих единственного посетителя. В мыслях Воэн представлял весь мир умирающим в одновременной автокатастрофе: миллионы машин сталкиваются в окончательном совместном извержении семени и охлаждающей жидкости.

Я вспоминаю свою первую небольшую аварию на пустынной стоянке отеля. Опасаясь полицейского патруля, мы торопливо завершили половой акт, но, выезжая со стоянки, я ударил невесть откуда взявшееся дерево. Кэтрин вытошнило на мое сиденье. Эта лужица рвоты, со сгустками крови, похожими на жидкие рубины, вязкая и сдержанная, как и все, что исходило от Кэтрин, до сих пор остается для меня квинтэссенцией эротической бредовости автокатастроф, более возбуждающей, чем слизь влагалища и ануса Кэтрин, чистые, как фекалии королевы фей, или микроскопические капли, образующиеся под контактными линзами. В этом волшебном озере, поднятом из ее горла, словно редкостное мироточение в далекой и таинственной усыпальнице, я видел собственное отражение – в зеркале крови, спермы и рвоты, явленном из губ, всего несколько минут назад крепко сжимавших мой пенис.

Все мы, знавшие Воэна, принимали извращенную эротику автокатастрофы болезненно, как извлечение органа через хирургический разрез. Я видел совокупляющиеся пары, едущие ночью по затемненным автострадам, – мужчины и женщины на грани оргазма, машины скользят по заманчивым траекториям навстречу мигающим фарам встречных автомобилей. Одинокий молодой человек за рулем своей первой машины – развалюхи, подобранной на кладбище автомобилей, – мастурбирует, летя на драных шинах к бессмысленной цели. Он чудом избегает столкновения на транспортной развязке, и сперма забрызгивает треснувший циферблат спидометра. Позже высохшее остатки спермы стираются залакированными волосами его первой девушки, опирающейся на колени молодого человека и обхватившей губами его пенис. Сам молодой человек ведет машину сквозь тьму к многоуровневой развязке, и неверные тормоза вызывают семяизвержение, когда машина касается заднего борта автопоезда, груженного цветными телевизорами. Левой рукой он ласкает ее клитор, приближая оргазм, а в заднем зеркале предупреждающе вспыхивают фары грузовика. Его приятель на заднем сиденье овладевает девочкой-подростком; грязные ладони механика выставляют девичьи ягодицы напоказ пролетающим мимо рекламным щитам. Мокрые магистрали мелькают в сиянии фар под визг тормозных колодок. Длинный член поблескивает над девочкой, стукаясь о пластиковый потолок салона и помечая желтую ткань смермой.

Уехала последняя «Скорая». Час назад киноактрису проводили к ее лимузину. В вечернем свете белый бетон на месте столкновения под эстакадой напоминал секретную взлетно-посадочную полосу, с которой устремятся в металлизированные небеса таинственные аппараты. Стеклянный аэроплан летел где-то над головами разбредавшихся по своим автомобилям заскучавших зевак, над усталыми полицейскими, над собиравшими помятые чемоданы и сумки авиатуристами. Я думал об остывающем теле Воэна – ректальная температура понижалась так же, как и у остальных жертв аварии. В ночном воздухе температура падала, как серпантин из окон офисных зданий и многоквартирных домов, как температура слизистых поверхностей киноактрисы в гостиничном люксе.

Я поехал к аэропорту. Фонари на Вестерн-авеню освещали спешащие на торжество ран автомобили.

Я начал понимать истинную привлекательность автокатастроф после знакомства с Воэном. Жесткая и тревожная фигура этого безумного ученого вошла в мою жизнь, когда его одержимость приняла запредельные масштабы.

Я ехал домой из киностудии в Шеппертоне влажным июньским вечером, и на перекрестке у въезда на эстакаду Вестерн-авеню машину занесло. Через секунду я несся на шестидесяти милях в час по встречной полосе. Когда автомобиль подпрыгнул на разделительной полосе, правая шина лопнула и соскочила с обода. Приближались три автомобиля – их модели и окраска до сих пор являются мне с болезненной ясностью в непрекращающихся кошмарах. С первыми двумя мне удалось разминуться, вдавив тормоз и орудуя рулем. Третью, с молодой женщиной-доктором и ее мужем, я ударил в лоб. Мужчина, инженер-химик из американской пищевой компании, погиб мгновенно, вылетев через ветровое стекло, как тюфяк из цирковой пушки. Он умер на капоте моей машины, забрызгав кровью – через разбитое лобовое стекло – мое лицо и грудь. Пожарные, которое потом доставали меня из помятого салона, решили, что это я истекаю кровью из открытой раны.