Джеймс Баллард: Homo Incognitus: Автокатастрофа. Высотка. Бетонный остров

И вряд ли стоит напоминать, что главная цель «Автокатастрофы» – предупреждение, предостережение против грубого, эротического и ослепляющего царства, которое все настойчивей манит нас с окрестностей технологического пейзажа.

Дж. Г. Баллард

1995 г.

Вчера в своей последней автокатастрофе погиб Воэн. На протяжении нашей дружбы он репетировал собственную смерть во многих авариях, но только эта катастрофа была настоящей. Идя навстречу лимузину киноактрисы, машина Воэна проломила ограждение эстакады лондонского аэропорта и пробила крышу автобуса, полного авиапассажиров. Упакованные, как для солнечного жертвоприношения, раздавленные тела туристов еще лежали на виниловых сиденьях, когда час спустя я протиснулся сквозь толпу полицейских. Опираясь на руку шофера, киноактриса Элизабет Тейлор, умереть с которой Воэн мечтал многие месяцы, стояла в одиночестве под мигалками «Скорой помощи». Когда я опустился на колени у тела Воэна, актриса прижала ладонь в перчатке к своему горлу.

Видела ли она в позе Воэна формулу смерти, которую он ей уготовил? Последние недели жизни мой приятель не думал ни о чем другом, кроме ее смерти – кульминации, которую он организовывал с тщательностью церемониймейстера. Стены его квартиры неподалеку от студии в Шеппертоне были увешаны фотографиями – Воэн с помощью трансфокатора каждое утро снимал, как актриса покидает свой дом в Лондоне. Он снимал с пешеходных мостиков над западной автострадой и с крыши многоэтажной автостоянки на студии. Крупные планы ее коленок и ладоней, внутренней стороны бедер и левого уголка рта я малодушно распечатывал для Воэна на копировальном аппарате у себя на работе и передавал ему снимки, словно очередные смертные приговоры. Я видел, как он в своей квартире сопоставлял участки тела актрисы с фотографиями ужасных ран из учебника по пластической хирургии.

Картины автокатастрофы с участием Тейлор притягивали Воэна многочисленными ранами и повреждениями. Ломающиеся фрагменты и агрегаты сталкивающихся лоб в лоб машин бесконечно прокручивались в замедленной съемке: осколки усеивали лицо актрисы, когда она являлась сквозь лобовое стекло рожденной в смерти Афродитой; сложные переломы таза возникали от ударов о рычаги ручного тормоза; и главное – повреждение гениталий: ее матка проткнута острием эмблемы автопроизводителя, его семя излилось на люминесцентные циферблаты, навеки запечатлевшие последние значения температуры и уровня топлива.

Только описывая мне идеальную катастрофу, Воэн успокаивался. О ранах и столкновениях он говорил с эротической нежностью юноши, разлученного с любимой. Разглядывая фотографии на стенах квартиры, он стоял ко мне боком, чтобы благородность профиля тяжелого паха подчеркивал вид напряженного пениса. Воэн знал, что пока он провоцирует меня – мимоходом, словно может бросить в любую секунду, – я его не покину.

Десять дней назад, угнав мою машину из гаража моего многоквартирного дома, Воэн взлетел по бетонному скату, и уродливая машина выпрыгнула из ловушки. Вчера его тело лежало в свете полицейских фар у подножия эстакады, покрытое изящным кружевом из крови. Неестественное положение сломанных рук и ног, кровавая геометрия лица казались пародией на фотографии жертв автокатастроф, которыми были увешаны стены квартиры Воэна. Я в последний раз смотрел на его мощный пах, налитый кровью. Поодаль, в свете мигалок, стояла актриса, опираясь на руку шофера. Воэн мечтал умереть в момент ее оргазма.

Воэн успел принять участие во многих катастрофах. Думая о Воэне, я представляю его в угнанных и разбитых машинах, в груде ломаного металла и пластика. Два месяца назад я нашел приятеля под эстакадой аэропорта после первой репетиции смерти. Таксист помогал двум дрожащим стюардессам выбраться из автомобильчика, в который Воэн врезался, выскочив со скрытой подъездной дороги. Подбегая, я видел Воэна через треснувшее лобовое стекло белого кабриолета, украденного со стоянки Океанского терминала. Усталое, покрытое шрамами лицо освещалось ломаными радугами. Я сорвал с петель помятую пассажирскую дверцу. Воэн сидел на усыпанном осколками сиденье, с самодовольным видом изучая собственное тело. Руки, повернутые ладонями вверх, были покрыты кровью из разбитых коленей. Лацканы кожаного пиджака были испачканы рвотными массами, на приборной доске красовались брызги спермы. Я попытался вытащить приятеля из машины, и его тугие ягодицы сжались, словно выдавливая последние капельки из семенных желез. На сиденье остались разорванные фото киноактрисы – я распечатал их для него утром в офисе: крупные планы губ и бровей, локтя и декольте.