Йен Макдональд - Волчья Луна [litres]

Цок-цок, тук-тук.

Дункан Маккензи ждет в круге из камня, Эсперанса мерцает над его плечом. Поставленные вертикально камни демонстрируют все разновидности пород Луны и многих за ее пределами. Есть менгиры времен рождения солнечной системы; куски Земли и Марса, отвалившиеся во время титанических столкновений с астероидами и улетевшие в космос; металлические ядра метеоров, что оказались погребены после ударов, случившихся миллиард лет назад.

Лукас не упускает из вида то, что все камни ниже Дункана Маккензи.

– Я мог бы десять раз тебя выпотрошить, – говорит Дункан.

Лукас опирается на свои костыли.

– Тогда ты бы превратился в дыру в реголите.

– Легко налаживать отношения с соседями, когда у тебя есть электромагнитная пушка.

– Я с тобой не враждую, Дункан.

– Я был в «Горниле». Я бежал со всеми, когда зеркала обратились против нас. Я слышал, как колотятся в двери спасательных модулей. Я видел, как люди горят, и я положил фамильяр отца в мавзолей в Кингскорте.

– История насилия нам здесь не поможет, – говорит Лукас. – У Брайса есть Жуан-ди-Деус. Он мой. Его гелиевый бизнес забирай себе.

– Мне от тебя ничего не нужно.

– Это не подарок. Продолжай земельную войну с Брайсом, и УЛА будет смотреть на происходящее сквозь пальцы.

– А когда я заберу термоядерный бизнес, ты его отнимешь. «Корта Элиу» возродится.

– Я никак не смогу тебя убедить в том, что гелий меня не интересует. Но Жуан-ди-Деус мне действительно нужен.

– У «Маккензи Металз» нет стратегических интересов в Жуан-ди-Деусе.

Лукас Корта прячет улыбку. Он получил свою сделку.

– Мы друг друга поняли. Не стану больше занимать твое время.

Пройдя полдороги по серпантину, выложенному каменными плитами, Лукас поворачивается на костылях.

– Забыл предупредить. Если решишь помириться с братом, то, как ты сам намекнул, у меня есть электромагнитная пушка.

– Не у тебя, а у Воронцовых, – кричит в ответ Дункан Маккензи.

Дункан Маккензи наблюдает, как Лукас Корта ковыляет между спиралями и кругами причесанного песка.

Гребаный Корта. Гребаный Корта!

У тебя есть большая пушка, но ты кое-что забыл: чтобы защититься от большой пушки, надо что-то поместить между нею и собой.

Он ждет, пока закроются двери, и вызывает Денни Маккензи.

– Приведи мне Робсона Корту.

Гребаного Корту.

Выше восемьдесят пятого не идут ни подъемники, ни ладейры. По лестницам, обычным и приставным, по ступенькам и перекладинам, Вагнер Корта забирается в верхнюю часть города. В Байрру-Алту, к его навесам и карнизам, его туннелям и веревочным мостам, к его обездоленным и бесконтрактным; на самую верхотуру, в те места, где воздух с шумом выходит из вентиляционных отверстий, вздыхает вокруг трубопроводов и тарелок антенн – узкие сетчатые помосты под Вагнером дрожат в такт машинерии, и если этот ритм вдруг меняется, он хватается за перила и вынуждает себя смотреть только вперед. Посмотреть вниз, сквозь сетку, означает вызвать приступ головокружения. Падать два километра, прямиком на проспект Терешковой.

Выше сотого этажа нет даже перил. Вагнер бочком пробирается вдоль сварных швов, мимо резервуаров с водой, покрытых холодным конденсатом. Он сидит пять минут, прислонившись к теплой боковине теплообменной трубы, собираясь с духом, чтобы перешагнуть трехметровый зазор между двумя блоками контроля влажности. В конце концов он хватается двумя руками за провисающие кабели и, раскачавшись, прыгает на выступ, расположенный с другой стороны. Смерть от электрического тока быстрее смерти от падения. И все же здесь есть признаки человеческого обитания: бутылки с водой, обертки от протеиновых и углеводородных батончиков, которые занесли в углы и щели вечные искусственные ветра самой высокой части Меридиана. Даже заббалины с их легендарным рвением в переработке каждой молекулы углерода не осмеливаются подниматься на такую высоту. Выше только солнечная линия, и Вагнер чувствует это – на него как будто что-то постоянно давит, ослепляя. Крыша мира горит. Тем не менее флуоресцентные символы, идеограммы свободных бегунов, указывают на еще более высокие тропы.

Он пересек моря и возвышенности, сражался с монстрами и ужасными тварями, был свидетелем храбрости и отчаяния, приблизился к энергии, которая могла бы пробить дыру в городе и впустить в него вакуум. Он страдал от истощения и голода, обезвоживания и гипотермии, роботов и радиации. Эти последние полкилометра пути к Робсону, чтобы найти и обезопасить его, хуже всего, что было. Положите перед ним тысячу километров стекла, бросьте его в самое пекло восстания или войны роботов, обстреляйте ледяными снарядами на гиперскорости: он как-нибудь выкрутится. Но поместите перед ним трехметровую щель и двухкилометровую пропасть, в которой воет ветер, и его парализует. Вагнер боится высоты.