Йен Макдональд - Волчья Луна [litres]

Полицейские. Разве кто-то мог подумать, что они появятся на Луне…

– Сеньор Воронцов – член УЛА, – говорит Алексия Корта, и тут двойные двери открываются, выходит Евгений Воронцов, человек-медведь. Его сопровождают молодые женщины и мужчины с жесткими лицами и в еще более жестких костюмах. Они почти выпихивают его из комнаты.

– Теперь Орел встретится с вами, – объявляет Алексия Корта. Суни выбираются из трясины долгого, скучного ожидания.

Алексия Корта заступает дорогу Леди Сунь.

– Вы не член правления, сеньора.

Сунь Чжиюань замирает. Делегация Суней застывает как вкопанная. Леди Сунь должна входить первой. Это правило, это обычай, это почетное место. Алексия Корта неподвижна как столб.

– Это какая-то ошибка, – говорит Леди Сунь.

– Вы заседаете с правлением «Тайяна», но вы не член правления.

– Вы заставляете мою бабушку ждать, а потом говорите, что ей нельзя войти, – говорит Сунь Чжиюань тихим угрожающим голосом. – Или моя бабушка войдет туда, или никто из нас.

Алексия Корта поднимает два пальца к уху – жест новичка, который еще не привык подсознательно общаться с фамильяром.

– Орел будет рад принять Леди Сунь, – говорит бразильянка. Очки-вейфэреры прячут ее глаза, и по мышцам лица Леди Сунь не читает ни смущения, ни усвоенного урока. Это уверенная, надменная молодая женщина.

Сунь Чжиюань отходит, позволяя Леди Сунь возглавить делегацию.

– Несносная девчонка, – шипит та, проходя мимо. Ее еще ни разу так не унижали. Гнев – наслаждение, горячая, лихорадочная, всепоглощающая болезнь; она и не думала, что в своем преклонном возрасте может испытывать такие сильные чувства.

– А ты иссохший старый скорпион, который скоро сдохнет, – шепчет Алексия Корта на португальском. Двери закрываются за Леди Сунь и правлением «Тайяна».

Хайме Эрнандес-Маккензи останавливается у двери пентхауса, упершись рукой в дверную раму и ловя ртом воздух. В его легких дребезжит тысяча каменных иголочек. Старая пыль его убивает. Старых джакару нельзя будить до рассвета, вызывая на совещание.

Старые джакару знают, когда надо спешить.

Единственный источник света – окно, возле которого стоит Брайс, темная масса на фоне пуантилистического ночного пейзажа проспекта Кондаковой. Хайме моргает в сумерках. Фамильяр подсказывает, кто здесь, и отмечает присутствующих.

– Суни потребовали вернуть заем, – говорит Альфонсо Перес Трехо, финансовый директор.

– Твою мать, – почтительно произносит Хайме Эрнандес-Маккензи.

– Мы составили щедрый план выплаты, но они хотят деньги сейчас, – сообщает Роуэн Сольвейг-Маккензи. – Море Изобилия и Море Кризисов все еще выдают всего сорок процентов от запланированного уровня, и у нас нет резервов.

– Лукас Корта хочет встретиться, – говорит Альфонсо Перес Трехо.

– Я не поцелую его гребаное кольцо, – заявляет Брайс, поворачиваясь от окна. – Я не отдам все это Лукасу Корте.

– ВТО может наложить эмбарго, – предупреждает Роуэн.

– Тогда на Земле погаснет свет, – говорит Брайс. – Я знаю, что он сделает. Он позволит Дункану загнать нас в дикие земли, пока мы будем поддерживать огонь. Кусок территории тут, кусок там: новое правление – УЛА или как там они себя называют – интересуют лишь поставки гелия.

– Сдается мне, мы должны заключить соглашение с Уполномоченной лунной администрацией, – хрипит Хайме.

– Лукас Корта – привратник, – говорит Роуэн.

– Я знаю, чего хочет Лукас Корта, – выплевывает Брайс. – Он хочет вернуть себе этот город. Да я его разгерметизирую нахрен, вместе со всеми жителями, прежде чем позволю забрать.

– У меня менее кровожадное предложение, – говорит Хайме. – Вы слышали про Сестринство Владык Сего Часа?

– Слышал, – отвечает Брайс. – Какой-то бразильский культ для черни с барабанами.

– Люди их уважают, – продолжает Хайме. – И вы бы могли чуть зауважать, когда узнаете, что они, по слухам, приютили Лукасинью и Луну Корта.

На фоне уличного свечения видно, что спина Брайса Маккензи заметно выпрямляется.

– Да что ты говоришь?

Он едет один, в специально выделенной автомотриссе, в цитадель своего врага. По прибытии перед ним открываются только нужные двери, направляя в самое сердце цитадели.

Костыли Лукаса Корты стучат по полированным камням Хэдли.

Дункан Маккензи был просто обязан построить сад. Лощина папоротников Роберта Маккензи была чудом Луны. Роберт Маккензи творил при помощи папоротников и ростков, крыльев и воды. Дункан Маккензи взял для строительства камень и песок, ветер и шепоты. Зал – сотня метров в поперечнике, уровень полотка по сравнению с тесным Хэдли вызывает агорафобию. Лукас чувствовал вес камня на плечах, и вот бремя сброшено. Воздух сухой и очень чистый, в нем ощущается покалывание мельчайшего песка. Тропа, вымощенная каменными плитами, извивается меж садиков из песка, покрытого бороздами. Столбы света падают из высоких окон на аскетическую геометрию камня и песка.