Геннадий Михеев - Карта русского неба

- Перед вами сироты малые. - Поясняет Голова. - Их родители, сестры, тети — пропали. И вы знаете, кто всех забрал-загубил. Подумайте: ведь мы до того допрыгались, что даже боимся произносить имя супостата...

- Ладно. - Говорит Вася-качок: - Но што ж я без ума сделаю...

Меж тем Голова получил новую весточку от Крохотки… то есть, от дочки, конечно. Елена прекрасная смогла еще кой-чего у Спрута выведать. Оказывается, ум Васин украла Баба Яга, живущая по ту сторону разбойничьей горы. Та похвалилась о том на пьянке, которую Спрут устроил по поводу большой добычи и всю нечисть к себе зазвал.

Другой богатырь бы сказал: «Что я со своего подвига иметь буду? Заспасибо на масло не положишь». Вася другого покрою: истомился он без ума, достало железки тягать. Говорит Вася:

- Хорошо. За ум я и на подвиги готов.

В те времена Баба Яга не была еще столь страшной и скрюченной, я была она женщиной-ягодкой — только колдуньей, имеющей сношения с загробным миром. Того Васю она еще ребеночком приметила, ума и лишила. Почему — чуть позже мы от ней самой разузнаем.

Идет Вася-качок лесом, гору разбойничью огибает, встречается ему горбун. Вася ума лишен, не догадывается, что это и есть сам Спрут, тот же спрашивает:

- Куда путь держишь, добрый молодец?

- Да вот, за гору. - Чистосердечно отвечает Вася. - Хочу у Бабы Яги выведать, куды она ум мой запропастила.

- Так ты разве плохо без ума живешь? На што он тебе теперь...

- Хочу, добрый человек, с умом злодея одного загубить. Чтоб не шалил. Ну, и девчонку одну ослобонить.

- Ты вот, что, крепчавый... – Спрут на самом деле, расплылся в удовольствии ― никто еще не обзывал его «добрым человеком»: - А коли тебе тот злодей предложит соединиться: его ум — твоя сила. Вы ж тогда не только городом владеть будете, а цельной губернией.

- На што мне губерния...

- Ну, знаешь... сходи на гору, спроси у самого. Он дядька с умом.

- Не. Я свой хочу.

- Ну, ладно, иди себе... красавчик...

- И тебе не хворать!

И пошел Вася дальше. А Спрут, сплюнув, прошипел:

- Да ты, кажется, молодчик, и не такой дурак вовсе...

Выбрел Вася к избушке Бабяговой, кричит:

- А нут-ка, изба: повернись к лесу задом, ко мне передом!

- Это ты в кому, мужчинка, обращаешься? - Спрашивает Яга, из чащобы выйдя, при этом Баба кралю из себя строит.

- Да вот, к домику этому, пардон мадам.

- А-а-а... та то в сказках избушки на курьих ногах. Моя же — на сваях лиственных.

- О! Так это ваше что ль жилище?

- А то. - Зажеманилась колдунья, разрумянилась.

- Миль пардон, Яга-душенька, по вашу я, значит, личность. Отдайте мне, мерси боку, ум мой. - Вася и сам не знает, с чего это он по-французски заговорил.

- Шарман. А выполни-то мы у меня, дружок, мужскую службу. Печку переложи, дымить стала.

- За ум?

- Уи.

- А чего ж не уи. А ля гер ком а ля гер...

Заходит в избушку — а печь в ней на полгорницы. Другая половина — сплошь колдовское гнездо с травами приворотными на стенах да с зельями магическими в горшках. Что же: разобрал он печь по кирпичику, а как сложить — не знает. Вася только железки тягать мастак, а по другим рукомеслам — дундук. В то время Яга на парня мяснистого странно как-то глядит, с туманом во взоре.

Нет уж, думает себе Вася-качок, лучше хоть как-нибудь печку сложу, чем с Бабою Ягою сношаться... И сложил он печь. Глины добыл знатной, намешал с солью и дерьмом конским. А как растопил, не задымила, печка, жаром дышит, зноем исходит.

- Принимайте работу, мадам-хозяйка!

Посмотрела Яга, принюхалась и говорит:

- Ладно.

- Да што ладно? Вы бы что ли, тужур-бонжур, умишко-то мой вернули... а?

- Да ты и не заметил, дружок. Ум твой в печи лежал. Сам себе ты его на место и водрузил.

Причувствовался Вася к себя: кажись и впрямь с умом он теперь! По крайней мере, ветру в башке уже не ощущается.

- Аревуар. А на что вам мой ум был?

- Старая история. Родители твои покойные уж очень друг дружку кохали, прям как голубки парувались. Мне завидно стало, и я наказала их тем, что у чада ихнего — у тебя, то есть — умишко и умыкнула. Мечтали они, чтоб стал ты прохфессором, а ты рос дуб дубом. Вот печаль их и съела. Все думают: от ума горе, а по жизни выходит — горе от обезумения...

...Меж тем прекрасная Елена включила свое тысячелетиями испытанное оружие: способность лишать рассудка мужчин. Среди банды Спрутовой нашлись такие, кто глаз на красавицу положил. И стали самцы промеж собою соперничать, токовища устраивать, до разлада и драчки дошло, короче, полный шерше ля фам. Очень плохое дело, когда в мужском коллективе женщина: к примеру, моряки это слишком знают, а что уж тут говорить о разбойниках. Спрут уж не в силах предотвратить разложение коллективово, думает: то ли погубить Елену, то ли взад отпустить, а может и насильно на себе оженить. Короче, красота — страшная силища...