Ольга Фикс - Улыбка химеры

– И что тогда будет? Вторичный сколиоз пропадет?

– Не думаю, Маш. Это было б слишком прекрасно. Но по крайней мере, таких детей можно было бы сразу изолировать и лечить. А не ждать, как сегодня, до первых клинических признаков. И возможно, тогда не всем детям было бы обязательно в десять лет идти в интернат. Некоторым разрешили бы пожить еще дома.

– Мам, а это как связано? Мы ведь там учимся потому, что так обществу легче организовать производственно-учебный процесс. Мы и на полях там работаем, и на фермах, и в мастерских. И кружки в одном месте сосредоточены, и школы искусств, и спортсекции…

– Это-то конечно, Маш, но… Вот я ж говорила, что ты не поймешь!

– Верно. Кажется, я совсем ничего уже не понимаю.

– Тебе и не нужно! Тебе только нужно знать, что отец твой – большой ученый с мировым именем. И гордиться тем, что ты его дочь.

Отец умер ночью, во сне, смертью праведника.

Машка проснулась от маминого крика и спросонья не сразу разобрала, где она и что происходит. Только когда вслед за мамою завыл Джим, до нее наконец-то дошло. И она вылезла, закутавшись предварительно в махровый халат, и тоже начала подвывать, но не громко, как мама, а тихо-тихо, почти беззвучно, чувствуя тупое бессилие.

Он ушел, а они так ни о чем и не поговорили. Он ей так ничего и не объяснил, и вот как теперь с этим жить?!

Умом Машка понимала, что вряд ли отец искренне одобрял и поддерживал сложившуюся вокруг ситуацию. Но ведь как-то же он во всем этом существовал, что-то же он говорил себе, как-то оправдывал перед собою свое пассивное участие! Перед собой, между прочим, трудней всего оправдаться. Ведь себе как ни лги, как самого себя ни запутывай, все равно в глубине души ты знаешь… И от себя ты не скроешься никуда! Может, от этого у папы сердце не выдержало? А в цеху он, наоборот, от угрызений совести спасался? Тяжелой, отупляющей, дающей забвение работой.

А может, узнай отец, как находить скрытых антропоморфов, он бы, наоборот, им как-то помог? Машке очень хотелось бы в это верить. Ведь вот же не дал он ради себя кого-то из них убить! Интересно кого? Химеру или кого-нибудь вроде Машки, с крыльями? Кстати, Машка сама бы, наверное, ему подошла идеально, тем более что она так на него похожа…

Господи, какую чушь она думает!

Спина уже чесалась нестерпимо. Кожа на ней высохла, натянулась, как на барабане, и вот-вот должна была лопнуть. А Машка все никак не могла заставить себя подхватить рюкзак и слинять. Ей было жалко Джима, маму и всей жизни, которую она здесь оставляла. Из школы уезжать было бы куда проще. К общежитской-то коечке Машку ничто не привязывало. А здесь у нее и прошлое и будущее – все разом.

Плача мама выудила из папки лист, взяла карандаш и стала быстрыми-быстрыми штрихами набрасывать последний папин портрет. Изумленной Машке она пояснила, что иначе не выдержит, а просто здесь, на месте сойдет с ума или тоже сама умрет. Придется тогда Машке хоронить двоих.

Пока мама рисовала, добросовестно сосредотачиваясь на деталях, слезы на ее лице постепенно высохли, судорожные всхлипы стихли, и она начала осмысленно отвечать на вопросы. «Что делать? Звонить в специальную скорую помощь, оттуда должны прислать врача для констатации смерти. Врач приедет на санитарной машине из морга, распишется и вместе с санитарами заберет тело. Телефон в кухне, на холодильнике, висит на магнитике с зелененькой кошкой».

Дождавшись санитарной машины, увезшей из квартиры тело отца, совсем уже пришедшая в себя мама отправилась в загс и похоронную контору. Два портрета, один другого удачней, прикноплены были к стене над маминым рабочим столом.

Машка осталась одна и могла наконец-то собраться с мыслями.

Почему все это вообще возможно?! Почему все молчат и совсем ничего не делают? Даже Машкины папа с мамой? Ведь получается, так они со всем этим соглашаются? И помогают всему этому продолжаться? Вопросы, вопросы, как от них болит голова! И она, Машка, тоже молчит. Почему? Ведь она все знает, она могла бы всем рассказать и даже показать…

Машка резко вскочила, дернула плечом и почувствовала, как по спине потекла вода. Прорвавшиеся наружу крылья ожили, задергались, расправляясь. Усилием воли Машка прижала их покрепче к спине.

Оставаться в квартире было невозможно. В любой момент могла возвратиться мама. Схватив так и не разобранный рюкзачок, Машка выскочила на лестницу, но, вместо того чтобы бежать вниз, побежала вверх. Быстрее, быстрее, перескакивая через ступеньки. Только бы никто не вышел навстречу ей из своей квартиры!